Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина. Хроники Маджипура

Поздним полуднем они с Вориаксом добрались до холма, с которого увидели лес Чиселдорна, и сразу за ним деревню черных Шатров. Лес выглядел неприветливо: низкие и толстоствольные деревья-пингла с прямыми ветвями, росшими под самыми разными углами, тесно переплетались, образуя плотный балдахин, не пропускавший свет. А десятистенные шатры деревни, занимавшие обширнейшие пространства, походили на огромных насекомых необычной, но строго геометрической формы, замерших на мгновение перед тем, как продолжить свою неостановимую миграцию через местность, к которой были совершенно безразличны. Валентайн всегда испытывал большое любопытство к Чиселдорнскому лесу и его жителям, но сейчас, когда он добрался сюда, он почему-то уже не так страстно стремился проникнуть в их тайны.

Он смотрел на Вориакса и увидел на лице брата те же сомнения.

— Что будем делать? — спросил он.

— Ну, по-моему, лагерь разобьем здесь, а поутру съездим в деревню, поглядим, какой прием нам там окажут.

— Неужели ты думаешь, что на нас нападут?

— Нападут? Сильно сомневаюсь. По-моему, они миролюбивее многих наших знакомых. Просто, к чему навязываться на ночь глядя, раз и сами мы не хотим? Почему не уважить их стремление к одиночеству? — Вориакс указал на песчаную косу у реки. — Как, по-твоему, может, поставим лагерь здесь?

Они спешились, пустили маунтов пастись, распаковали мешки и принялись готовить ужин. Когда они собирали хворост для костра, Валентайн заметил:

— Если бы Властитель Малибор охотился за какой-нибудь тварью в здешних местах, интересно, что бы он подумал насчет уединенности здешних жителей, вернее, что бы подумали они.

— Ничто бы не помешало Властителю Малибору охотиться.

— Точно. И философские мысли его никогда не переполняют. Я думаю, ты будешь гораздо лучшим Венценосцем, Вориакс.

— Не говори глупостей.

— Это не глупости, а здравое мнение. Любой согласится, что Малибор профан в государственных делах. И когда ты…

— Замолчи, Валентайн!

— Ты будешь Венценосцем, — убежденно произнес Валентайн. — К чему притворяться? Это наверняка произойдет, и скоро. Тупверас очень стар. Малибор переберется в Лабиринт через год-другой и, несомненно, провозгласит нового Венценосца; так как человек он не глупый, го…

Вориакс ухватил Валентайна за руку и сжал ее, в глазах его читалось раздражение.

— Такая болтовня добром не кончится. Прошу тебя, перестань!

— Только одно…

— Я больше не желаю слышать измышлений на тему, кто будет Венценосцем.

Валентайн согласно кивнул.

— Нет, не измышления, а вопрос брата к брату. Я почти все об этом думаю. Я больше не стану говорить, что ты будешь Венценосцем, но я очень хочу узнать — хочешь ли ты сам быть Венценосцем? Хочешь ли ты сам нести такое бремя на своих плечах?

После долгого молчания Вориакс ответил:

— От этого бремени никто не сможет отказаться.

— Но ты хочешь?

— Если судьба предопределит его мне, разве я смогу сказать нет?

— Ты уклоняешься от ответа. Посмотри, какие мы сейчас: богатые, счастливые, свободные. И никакой ответственности, как при дворе. Мы можем делать все, что нравится, ехать, куда заблагорассудится, например, на Остров Снов или на Зимроэль поохотиться на Канторских Болотах — все, что угодно! Лишиться всего этого ради венца звездного взрыва?

Возможности ставить подписи под указами? Совершать грандиозные шествия со всеми этими публичными речами и выступлениями, и в один прекрасный день упокоиться на дне Лабиринта — стоит ли, Вориакс? Неужели ты хочешь этого?

— Какой ты еще мальчишка! — вздохнул Вориакс.

Валентайн сник. Опять та же снисходительность! Но чуть погодя он понял, что заслужил ее сам своими ребячьими вопросами. Он успокоился и сказал:

— Ничего, когда-нибудь и я возмужаю.

— Да, но для этого тебе еще многое предстоит.

— Несомненно. — Он промолчал. — Хорошо. Ты признаешь неизбежность царствования, если Венценосцем провозгласят тебя. Но хочешь ли ты стать им? Действительно ли ты стремишься к этому, или просто склад характера и чувство долга заставляют тебя готовиться занять трон?

— Я, — медленно начал Вориакс, — готовлю себя не для трона, а на определенную роль в правительстве Маджипура, между прочим, так же, как и ты, и… да, дело здесь и в складе характера, и в чувстве долга сына Верховного Канцлера, Дамандайна, как и тебя тоже. Если мне предложат трон, я приму его с гордостью и буду нести эту ношу, как сумею, но я никогда не стремился царствовать, и очень мало размышлял на эту тему. А вообще я нахожу наш разговор утомительным и бесцельным, и прошу тебя собирать хворост молча.

Он посмотрел на Валентайна и со вздохом отвернулся.

Вопросы расцветали в Валентайне, как алабендисты летом; он подавил их, поскольку заметил, как у Вориакса подрагивают губы, и понял, что тот наглухо замкнулся. Вориакс подбирал и складывал сухие ломкие ветви с усердием, совсем не нужным для подобного занятия. Валентайн больше не пытался пробить броню брата, хотя и не узнал практически ничего из того, что хотел узнать. Правда, по отпору брата он заподозрил, что тот все-таки действительно желал царствовать и с увлечением предавался мечтам. А почему бы и нет? Нет ничего дурного в стремлении завоевать всеобщую любовь и славу, что несомненно, и произойдет с Вориаксом, когда он станет Венценосцем.

Он принес в лагерь связку хвороста и принялся разводить костер. Вориакс вернулся следом. Он упорно молчал, и холодок отчуждения пробежал между братьями к великому огорчению Валентайна.

Он хотел бы извиниться, но это было невозможно: он никогда не просил прощения за содеянное у Вориакса, как и Вориакс у него. Конечно, он и сейчас мог бы заговорить с братом совершенно свободно, но… этот холодок было тяжело переносить, и если он не исчезнет, то отравит им весь отдых.

Валентайн торопливо искал возможность восстановить прежние отношения и вскоре нашел — в детстве это срабатывало.

Он подошел к Вэриаксу, который в угрюмом молчании нарезал мясо на ужин, и предложил:

— Может, поборемся?

Вориакс вздрогнул.

— Что?

— Вот, захотелось размяться.

— Ну, так заберись на дерево и попляши на ветвях.

— Всего пару схваток.

— Чушь!

— Почему? Или, если я тебя припечатаю, твое достоинство сильно оскорбится?

— Валентайн!

— Ну, ладно, ладно, прости. — Валентайн пригнулся, став в борцовскую позу и вытянув руки. — Ну, пожалуйста, пару схваток, разомнемся перед ужином!

— У тебя нога только-только срослась.