Клиффорд Саймак - Театр теней: Фантастические рассказы

— Меня тревожит Уэс,— тяжело дыша, сказал Купер.— Он принимает это слишком близко к сердцу. Мы должны присматривать за ним.

— Давай передохнем,— задыхаясь, предложил Хадсон.

Они остановились и опустили оленя на землю.

— Он во всем винит только себя,— продолжал Купер, смахивая пот со лба,— Причем совершенно напрасно. Каждый из нас знал, на что шел.

— Он злится на себя и сам понимает это, но злость помогает ему не сдаваться. Пока он ковыряется в своей штуковине, с ним будет все в порядке.

— Ему не удастся починить модуль, Чак.

— Знаю, что не удастся. И он тоже это знает. У него нет ни инструментов, ни материалов. Вернись мы обратно в мастерскую, он еще мог бы что-то сделать, но здесь все его попытки обречены на провал.

— Да, ему нелегко.

— Всем нам нелегко.

— Да, но не нам пришла в голову внезапная идея, из-за которой два старых приятеля оказались в безвыходном положении на самых, можно сказать, задворках времени. И он не может выбросить это из головы, сколько бы мы ни говорили, что все хорошо, что мы вообще об этом не думаем.

— Да, такое трудно принять, Джонни.

— Но что с нами будет, Чак?

— Мы построим себе жилье, заготовим еды. Боеприпасы оставим для большой дичи, чтобы на каждую пулю иметь горы мяса, а мелких животных будем ловить в капканы.

— Мне интересно, что с нами будет, когда не останется ни муки, ни других припасов. У нас и так их не слишком много. Мы всегда думали, что в любой момент можно будет привезти еще.

— Перейдем на мясо,— успокоил его Хадсон,— Мы можем добывать бизонов миллионами. Простые индейцы питались только ими. Весной мы накопаем всяких корешков, летом будем собирать ягоды. А осень нам подарит урожай орехов — полдюжины разных сортов.

— Как бы ни экономили боеприпасы, они все равно когда– нибудь кончатся.

— Сделаем лук и стрелы, рогатки и копья.

— Здесь водятся такие зверюги, которых копьем не испугаешь.

— А мы их не будем трогать. Если надо — спрячемся, если негде прятаться — убежим. Без оружия мы перестанем быть владыками мироздания — особенно в этих местах. И чтобы выжить, нам придется признать этот факт.

— А если кто-нибудь из нас заболеет, сломает ногу или…

— Мы сделаем все, что будет в наших силах. Никто вечно не живет.

И снова разговор вращался вокруг той проблемы, которая тревожила каждого из них, подумал Хадсон, и о которой они предпочитали помалкивать.

Да, они выживут, если позаботятся о пище, убежище и одежде. Они могут прожить долгие годы, потому что в такой плодородной и щедрой стране человек легко мог найти себе пропитание.

Но их угнетало отсутствие цели — в этом и состояла та ужасная проблема, о которой они боялись говорить. Им нужен был смысл, ради которого стоило жить в мире без общества.

Человек, потерпевший крушение на необитаемом острове, всегда живет надеждой, а у них надежды не оставалось. Робинзона Крузо отделяли от его собратьев-людей какие-то несколько тысяч миль — их же отделяет сто пятьдесят тысяч лет.

Уэсу Адамсу повезло чуть больше. На восстановление машины времени оставался один шанс из тысячи, и, даже зная об этом, он упорно добивался своего, лелея пусть крошечную, но все же надежду.

И нам не надо присматривать за ним, думал Хадсон. Присматривать придется тогда, когда он признает свое бессилие и откажется от попыток починить машину.

Что касается его и Купера, им некогда сходить с ума — они построили хижину, запаслись на зиму дровами и вот теперь занимались охотой.

Но однажды они закончат все свои дела, и тогда к ним нагрянет тоска.

— Ты готов идти? — спросил Купер.

— Да, конечно. Уже отдохнул,— ответил Хадсон.

Они взвалили шест на плечи и снова отправились в путь.

Многие ночи Хадсон провел без сна, размышляя над этой проблемой, но все его думы исчезали в бездне безысходности.

Они могли бы написать естественную историю плейстоцена, снабдив ее фотографиями и рисунками, но все это не имеет смысла, потому что ни одному ученому будущего не удастся прочитать ее.

Они могли бы построить мемориал — огромную пирамиду, которая пронесет через пятнадцать сотен веков их весть, высеченную голыми руками на маске вечности. Но в их историческом времени таких пирамид не существовало, а значит, взявшись за строительство, они бы с самого начала знали, что их творению суждено превратиться в прах.

В конце концов, они могли бы отправиться на поиски людей этой эпохи и, пройдя пешком четыре тысячи миль по диким местам до Берингова пролива, выбраться на азиатский континент. Отыскав пещерных сородичей, они оказали бы им неоценимую помощь на пути их великого становления. Но они никогда не сделают этого, а даже если и сделают, пещерные люди найдут какой-нибудь повод, чтобы убить их, да еще и съесть.

Они вышли из рощи; в сотне ярдов от них показалась хижина. Она прислонилась к склону горы чуть выше ручья, откуда открывался изумительный вид на луга, простиравшиеся до самого синевато-серого горизонта. Из трубы поднимался дымок, и они увидели, что дверь открыта.

— Зря Уэс так ее оставляет,— заворчал Купер.— Того и гляди, медведь залезет.

— Эй, Уэс! — закричал Хадсон.

Но Адамса нигде не было видно.

В хижине на столе они заметили белый лист бумаги. Хадсон схватил записку и поднес ее к глазам. Купер читал, заглядывая через его плечо.

«Дорогие друзья, я не хочу еще раз пробуждать ваши надежды и вновь разочаровывать вас. К тому же, мне кажется, у меня могут возникнуть проблемы. Но я хочу попытать счастья. Если ничего не получится, я вернусь и сожгу записку, а вам не скажу ни слова. Если же вы найдете мое послание на столе, то знайте, машина заработала и я вернусь, чтобы забрать вас.

Уэс».

Хадсон смял записку в руке.

— Парень сошел с ума!

— Да, похоже, заработался,— сказал Купер.— Ему, наверное, показалось…

Догадка настигла их одновременно, и они метнулись к двери. Обогнув угол хижины, они остановились как вкопанные, изумленно глядя на гребень горы, возвышавшийся над ними.

Пирамида из камней, которую они построили два месяца назад, исчезла!

Страшный грохот заставил Лесли Бауэрса — генерала в отставке — подскочить на кровати. Старые мышцы напряглись, седые усы ощетинились.

Несмотря на возраст, генерал оставался человеком действия. Он сбросил покрывало, опустил ноги на пол и схватил стоявший у стены дробовик.

Бормоча проклятия, он на ощупь вышел из темной спальни, пробежал через столовую и ворвался на кухню. Нащупав у двери приборный щиток, он щелкнул тумблером, который включал прожектора. Едва не сорвав дверь с петель, он выскочил на крыльцо и застыл там, переминаясь голыми ногами по доскам настила,— ночная пижама развевалась на ветру, дробовик был грозно нацелен в ночь.