Кир Булычев - Два билета в Индию

Верка добежала до края платформы. Она ей была по грудь, а доску, чтобы подниматься на платформу, снова сломали и унесли. Верка поставила сумку наверх, положила рядом зонтик и подтянулась, но сорвалась. Хорошо еще, какой-то мужик на платформе увидел ее и протянул руку, помог подняться.

Бывают все же нормальные люди.

Верка вскарабкалась на платформу, вытерла ладони о джинсы.

Мужчина, который ей помог, был невысокого роста, скорее полный, чем худой, в маленьких, старомодных (или, наоборот, очень модных) очках. На нем был длинный плащ с подложенными плечами и синяя шляпа. Теперь мало кто носит шляпы. Но мужчине шляпа помогала обойтись без зонтика.

Мужчина перехватил Веркин взгляд и сказал тонким быстрым голосом:

— В шляпе тоже есть резон.

Верке некогда было разговаривать с очкариком, она сказала ему спасибо и побежала к кассе.

С предчувствиями лучше не спорить.

Только когда электричка отошла от перрона, Верка поняла, как зябко и противно было на улице. В вагоне началась райская жизнь, тем более что пассажиров почти не было и не нужно было стесняться своего вида.

Верка уселась у окна.

За три остановки не высохнешь, но все-таки передышка. А то ведь, если не будет автобуса, придется до больницы топать пёхом, а это и в хорошую погоду минут двадцать, проверено.

Глава 2

Больница была старая, еще дореволюционная. Она состояла из двух трехэтажных корпусов и низкого приземистого морга, за которым поднималась высокая кирпичная труба. На самом деле она к моргу отношения не имела — просто там стояла котельная. Но некоторые больные, а уж тем более посетители думали, что труба нужна для сжигания мертвецов. Поэтому она такая высокая.

Баба Элла лежала в большой палате на втором этаже.

Она еще почти не вставала, только если соседки помогали сходить в туалет.

Баба ждала Верку и заранее была недовольна ее опозданием, хотя Верка никуда не заходила, только купила калорийную булочку. Автобуса долго не было, вот и задержалась.

Верка поздоровалась со всеми. В палате лежали пять женщин, почти все старые, ревматички или с артритом. Сплошные стоны и безнадежность.

Баба Элла все сразу заметила, хоть Верка и почистилась в раздевалке.

— Свинья везде грязь найдет, — сообщила она сердито внучке. — В какой канаве ты искупалась?

— Дождь идет, — ответила Верка. — Ты по-большому ходила?

Потом она протерла бабу Эллу влажным полотенцем, налила ей Катькиного молочка, но баба и здесь нашла к чему придраться.

— Чем ты ее кормишь?

— А что?

— Привкус у молока нездоровый. Ты ее пастись водишь?

— Вчера за домом на лугу привязывала.

— Не там привязывала.

Верка стала считать про себя. Не будешь же собачиться с бабкой прямо в палате.

— Когда выписывают, говорили? — спросила Верка.

— На тот свет меня выпишут, — сказала баба Элла, а тетка с соседней койки, Клавдия Семеновна, стала смеяться. Ее бабкина воркотня забавляла. — У них есть уколы, — сообщила баба. — Поднимают на ноги, как в сказке. Но только за наличные.

В палате трудно говорить, чтобы все не слышали. Толстая Марина от двери добавила:

— Я сама видела. В платной палате женщина лежит кавказской национальности, ей на той неделе курс назначили, она уже сегодня на завтрак в столовую с палочкой ходила, кем мне быть!

— А сколько стоит? — спросила Верка.

— Говорят, двадцать баксов за укол, — сказала Марина. — Мне Елена Борисовна сообщила.

— Это же надо! — запела Клавдия Семеновна. — Это же надо, какой грабеж!

— Я поговорю с доктором, — пообещала Верка.

Это были не пустые слова, только чтобы баба Элла отвязалась. Верка понимала, что, если бабку не выпишут из больницы в ближайшие дни, она просто погибнет. Во-первых, Верка уже скоро месяц как прогуливает школу. Другой бы отнесся к этому весело и даже обрадовался бы, что не пристают, но Верка была устроена совсем иначе. У других папы-мамы, другим есть куда деваться и где искать защиты. Верка — животное голое и никому на свете не нужное. И если она сама о себе не побеспокоится, никто о ней беспокоиться не станет. Баба Элла старая и немощная, от нее пользы никакой. Конечно, если бы она померла и оставила дачу Верке в наследство, то можно было бы дом продать, отделиться от всех и снимать комнату в Москве. Только это пустые мечты, потому что баба Элла помирать не собирается, а если помрет, то дачу заберет себе непутевый папаша. Для своей Светочки.

Верка знала твердо — она окончит школу и, хоть кровь из носу, уедет поступать в английский университет. Ни больше ни меньше. Когда станет профессоршей или графиней, она приедет обратно: погостить, себя показать и унизить всех, кто ее обижал. И, конечно, первым — отца. Потому что он у нее один оставался, а вот Верка у него оказалась не одна и даже не главная.

Верка вошла в ординаторскую. Обход еще не начинался, и Елена Борисовна сидела за одним столом с Ванечкой, Иваном Сергеевичем — завотделением. Лена диктовала, а Ванечка записывал. Они Верку сразу заметили, хоть она стояла в дверях молча, чтобы не мешать.

— Дождик еще идет? — спросил усатый Ванечка, как будто Верка выходила на пять минут. Он был совсем молодым, только что из ординатуры, но оказался мужчиной, и притом русской национальности. Поэтому его сразу сделали заведующим отделением, хотя, конечно же, и Елена Борисовна, и Салима Махмудовна были куда опытнее. Но никто не обижался, потому что Ванечка не грубил и никого не обижал.

— Дождик еще идет, — ответила Верка. — А правда, что импортные уколы привезли?

— Ты, наверное, голодная? — спросила Елена Борисовна. Может, Елена и не очень красивая, хоть фигура у нее стройная, но она такая обаятельная, что даже самые злобные старухи на нее не вопят.

— Я не голодная! — отрезала Верка.

— Садись, — предложил Ванечка. — Мне мама с собой кулебяку дала, домашнего приготовления.

Тут заглянула сестра Татьяна, и Елена попросила ее принести чаю. Так что хоть Верке и не хотелось есть, тем более за чужой счет, пришлось отведать кулебяки. Конечно, Ванечкина мама сыночку готовила вкусно.

А Елена Борисовна объяснила Верке, что есть новая вакцина, немецкая. Она недавно прошла испытания. Результаты сказочные.

— А какой курс для бабы Эллы нужен?

— Десять инъекций, — ответил Ванечка. — В сумме двести долларов, и мы ничем не можем помочь.

— Это постыдно, — сказала Елена и покраснела, будто украла эти уколы у бабы Эллы.

Верка все понимала.

— Но уколы эти есть?