Татьяна Минина - Исправленному верить (сборник)

Женщина открыла холодильник, вытащила початую бутылку мартини, плеснула в чашку, выпила. Руки сами отодвинули штору, открыли окно, подставили стул. Тамара Колпакова ни разу в жизни не пила одна и о самоубийстве тоже никогда не думала. Она и сейчас не понимала, чего хочет, просто ненаступающая весна манила холодом, тьмой и полетом, а что будет потом, не имело никакого значения. Любви нет, как и весны. Мать взяла все, что могла, Саша ушла, Саши нет, нет ничего… Так зачем здесь оставаться?

– Дзинь!.. Дзинннь. Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь!!!

Тамара отшатнулась от оконной бездны, уронила стул, пошатываясь, побрела к двери и принялась вертеть замки. Она даже не спросила, кто звонит, ночной визитер обозначился сам.

– Вы чё там? – заголосила Кирка Тягунова. – Совсем……?! Инженерши…!

– Развели гадов! – поддержал жену Тягунов. – Дуры недо…

Из прорезавших примитивную матерщину существительных и глаголов следовало, что Колпаковы запускают к Тягуновым по стоякам змей и что они, Тягуновы, этого так не оставят, вызовут милицию, подожгут зловредную квартиру вместе с гадами, напишут в Смольный и вообще разберутся…

Алкоголики бесновались, как не бесновались уже года три, но женщина слушала их восхитительно живые голоса, будто музыку. Какое там музыку! Материных Готта с Захаровым Тамара не переваривала, а эти вопли, эта ругань были сама жизнь! Грохнуло. Кто-то саданул в дверь ногой, и тут же тягуновскую руладу перекрыл бас соседа справа, отставного дальнобойщика. Коса нашла на камень-гранит. Супруги поддерживали друг друга, дальнобойщик был сильнее, в том числе и лексически.

Колпакова заставила себя оторваться от двери и пройти в глубь квартиры. Нужно было хотя бы закрыть окно.

– Тома! – разбуженная скандалом мать стояла на пороге своей обители; светлая оборчатая рубашка и распущенные волосы превращали ее в дожившую до пенсии Офелию. – Зачем ты проветриваешь? Сашуня только что перенесла бронхит… Что это за крики?

– Тягуновы, – устало объяснила Тамара. – Белая горячка, надо бы бригаду вызвать… Мама, у тебя какой-нибудь корвалол есть?

– Сначала нужно измерить давление. Идем.

На лестнице продолжалась битва гигантов. Они наверняка перебудили половину подъезда, но уставшую Сашу гвалт словно бы обошел стороной. Уже ложась, Тамара заглянула к дочери. Та спала, лежа на спине и выпростав поверх одеяла руки. Рядом на стуле, аккуратно, как в детстве, были разложены белье и халатик, а из-под кровати, словно ожидая похвалы, высовывали носики тапки. Саша перестала их так ставить лет в девять.

Глава 3

Санкт-Петербург. 16 марта 20** года

– Ваша позиция, Олег Евгеньевич, понятна, – сказал Егоров, – но зачем лезть в бутылку? Да, истина в вине, только добираться до нее лучше традиционным способом.

Директор открыл портфель и вытащил Колоколькину «Варьку», «Зубровку» и «Белую лошадь». Шотландцы зачем-то сменили этикетку, и теперь на ней красовался «конь блед» с соответствующей наездницей.

– Шутка дурного тона, – не одобрила Спадникова и водрузила на стол подставку для столового ножа, а на нее – ножик для фруктов. – Олег, неужели вы согласны с этим мириться?

Подставка задребезжала лихую мазурку.

– Я вас внимательно слушаю, – сказала «Надежда Константиновна» и передала ставший гигантской шишкой нож Шульцову. – Олег, вас.

– Пан-герр-Шульц! – раздалось в шишке. – Прости, что коротко, улетаю. Я ошибся в твоей протеже, но в женщинах не ошибается лишь тот, кто видит в них то, что они есть. Усладу для чресл, но это долгая тема… У меня тут парочка долгов осталась. Заплатишь?

– Родителям позвони, – буркнул Шульц и хотел вернуть «телефон» на подставку, но та исчезла вместе со столом, Егоровым и Спадниковой. Сжимая звенящую шишку, историк стоял между трех круглых дверей – трех бутылок, и в одну из них в любом случае предстояло лезть. Правда, оставался егоровский портфель с турникетом, за которым виднелся эскалатор. Олег Евгеньевич порылся в карманах – проездной был на месте.

– Пап, тебя!.. Папа! Возьмешь или сказать, чтоб позже?

– Возьму. Пусть подождут.

Часы показывали четверть восьмого, и вставать требовалось в любом случае. Олег Евгеньевич собрал волю в кулак и сбросил одеяло. В памяти стремительно воскресал вчерашний день. То, что хоронить Спадникову придется ему, Шульцов уже понял. Ольга рвалась помогать, но пускать ее в одиночку бегать по городу историк не мог.

– Папа, – прошипела дочь, прикрывая микрофон, – это срочно. Вилен говорит, что…

– Алло.

– Славушку нашли! – провыл кто-то голосом старшего Гумно-Живицкого. – Нужно к нему ехать… Олежек, мы… Мы рассчитываем на вас…

– Что… Что случилось?!

– Поезд… Попал под поезд. Олежек, его больше нет! Я не могу туда один…

– Конечно… Куда и когда?

Следующий звонок был в дверь.

– Судя по вашему лицу, вы уже в курсе. – Аркадий Филиппович казался мрачным и раздраженным. – Неожиданный поворот. Совершенно. Здравствуй, Соня.

Дочка кивнула и ретировалась на кухню. Путавшаяся у нее в ногах Фатима задержалась, выгнула спину горбом и, скрючив хвост в вопросительный знак, пошла боком. Полковник если и заметил, то не оценил.

– Олег Евгеньевич, хорошо бы мне поехать с вами.

– Почту за честь, – механически пробормотал историк. Все знавшие Гумно-Живицкого не сомневались, что Два-Пана скончается средь тайских дев. Холостым и слегка не дожив до двухсотлетнего юбилея. – В голове не укладывается…

– Сейчас не уложится еще больше. Вашего коллегу нашли около шести возле второстепенного железнодорожного пути в виде… мягко говоря, Анны Карениной. Погиб он не раньше полуночи. Вечером, если вы помните, шел снег, но к ночи прекратился. Так вот, Олег Евгеньевич, возле трупа нет никаких следов. Ни мужских, ни женских, ни его собственных… Целина. Как пострадавший там оказался, непонятно, и еще менее понятно, что его сбило. Если верить железнодорожникам, ни единого состава или хотя бы локомотива по означенной ветке не проходило… Как вы понимаете, это уже не сосулька.

– Это поезд Баскервилей, сэр! – крикнула из кухни Соня. – Пап, товарищ полковник, я чай заварила…

Опознание вышло жутким и быстрым. Шульцов трусливо надеялся, что больше от него ничего не потребуется, но пришлось ехать на квартиру к Стасу. У подъезда их ждало трое молодых людей, оказавшихся, во-первых, следственно-оперативной группой, а во-вторых – знакомыми полковника. Следователь сразу же попытался завязать разговор с Виленом Монусовичем, тот вцепился в Шульцова, и разнервничавшийся историк забыл предупредить спутников о «барке Ра». Оперативников сакральная лодка, однако, не потрясла; деловито уточнив, что это такое, они занялись обыском. Изрядно помог сам покойный, не имевший обыкновения без острой на то необходимости тревожить пыль, так что вещи, которые трогали относительно недавно, бросались в глаза.