Филип Дик - В ожидании прошлого

Распахнув дверь, Химмель гордо встал рядом.

Перед Эриком и Ионой открылось помещение, похожее на складское. Ничего необычного в нем не было, кроме небольших машинок, катавшихся туда-сюда на колесиках величиной с серебряный доллар. Штук двадцать, не меньше, и машинки искусно лавировали, избегая столкновения; среди них царило бурное оживление. В каждой из машинок-тележек сидела амеба, пристегнутая ремешком.

Иона почесал переносицу, хмыкнул и сказал:

— И что ими движет?

Присев на корточки, он поймал одну из машинок, которая как раз проезжала возле его ботинка. Поднял, разглядывая; колесики бессмысленно крутились в воздухе.

— Обыкновенная мини-батарейка с ресурсом на десять лет, — ответил Химмель. — Обходится еще в полцента.

— И вы что, собираете такие тележки?

— Да, мистер Аккерман.

Химмель вежливо взял у него машинку и поставил на пол, она тут же оживленно умчалась по своим делам. — Эти еще слишком новые, — пояснил Брюс. — Неопытные.

— А потом вы собираетесь выпустить их на свободу? — осторожно продолжил Иона.

— Совершенно верно, — Химмель кивнул облысевшим черепом интеллектуала, поправляя постоянно сползающие с носа роговые очки.

— Но зачем? — вырвалось у Эрика.

Теперь, когда его маленькая тайна была раскрыта и первые минуты торжества прошли, Химмель снова потерялся: покраснел, скукожился, — но все же пытался держаться независимо.

— Потому что они заслужили эту свободу, — выпалил он.

— Погодите, — вмешался Иона. — Ведь протоплазма не живая. Вы ученый, сами знаете: она умирает после обработки фиксирующим лаком. И, значит, все это — не более чем электрический контур, такой же мертвый, как, скажем, робант.

Химмель отвечал с достоинством:

— А я считаю их живыми, мистер Аккерман. То, что они оказались неспособны управлять боеголовкой в дальнем космосе, еще ничего не доказывает.

— Не доказывает?

— Не доказывает, что они не имеют права на существование. Я выпускаю их, и они катаются, лет пять-шесть. Они это заслужили.

Повернувшись к Эрику, Иона произнес:

— Ну, если старик узнает...

— Мистер Вергилий Аккерман давно в курсе дела, — остановил Иону Химмель. — И он одобрил мои действия. — И тут же торопливо добавил: — Точнее, он позволил мне заниматься тележками. Ему известно, что компания не понесет ровным счетом никаких убытков. Я собираю тележки ночью и не трачу служебного времени. У меня дома целый конвейер, — с гордостью сказал он.

— И много вы тратите на это времени? — как врач поинтересовался Эрик.

— По часу, доктор, по часу еженощно.

Эрик и Иона переглянулись.

— А что они... чем ваши... пациенты занимаются потом? — поинтересовался Иона. — Просто вот так катаются по городу?

— А Бог их знает, — махнул рукой Химмель. — Мне, честно говоря, и дела нет.

Действительно, едва ли этот яйцеголовый интеллигент мог бы отслеживать каждую свою «тачку» по городу: не хватило бы ни времени, ни денег.

— Да вы художник, — заметил Эрик. У него не сложилось пока определенного мнения, кто перед ним — авантюрист или сумасшедший. Возможно, сумасшедший авантюрист. Случай, безусловно, клинический, как часто и бывает в искусстве. Химмель с головой погрузился в работу, даже ночью выкраивает часы на собственные безумства. Но что может быть здоровым в мире, где до сих пор идет война, и гигантская промышленная индустрия работает на эту войну? Кто же безумнее — Химмель с «маленьким тележным конвейером» — или магнаты, выпускающие ракеты, танки, орудия и прочие средства уничтожения? Пусть не себе подобных, но все-таки — существ. А маленький человечек дает жизнь существам, которых тоже не понимает и которые вовсе не похожи на него.

И если уж говорить о безумцах, то безумнее всех сейчас Мол — генеральный секретарь ООН, который поддерживает войну.

Идя с Ионой к выходу, Эрик заметил:

— Он спятил.

Это был самый сильный термин в психиатрии. Он обозначал полный отрыв от реальности.

— Очевидно, — отмахнулся Иона. — Но проблема не в нем, а в старике Вергилии. Тут дело не в деньгах, которые этот шизик возвращает компании. Вергилий не дурак — он дальновидный, иначе давно бы отправил этого чокнутого с бригадой рабов в Звездную систему Лилии. Химмелю просто сказочно повезло.

— Как думаете, чем это кончится? — перескочил Эрик на вопрос, который волновал сейчас все человечество.

— А чем должно кончиться?

— Мол подпишет мирный договор с ригами и оставит пришельцев из Лилии сражаться в одиночестве, самим разбираться с войной? Ведь они первыми начали войну и, стало быть, заслужили такую участь.

— Он никогда этого не сделает, — спокойно ответил Иона.

— Почему?

— Потому что контрразведка лильцев работает здесь, на Земле. И если Мол попытается взбрыкнуть, от него и мокрого места не останется.

— От секретаря ООН?

— От секретаря, — пожал плечами Иона. — А что? Запросто заменят другим. Выкрадут ночью и поставят на его место какого-нибудь бравого вояку.

— Но ведь это же наш лидер а не их. Мы его выбирали, путем демократического голосования...

И осекся, понимая, как прав Иона.

— Для нас лучше проиграть войну. — продолжал тот. — Впрочем, к этому мы и стремимся.

Тут он понизил голос до шепота:

— Кстати, я не провокатор, но...

— Говорите смелее, здесь все свои.

— Эрик, — заявил Иона, — единственный выход из войны — пережить горечь поражения. Пусть даже все это кончится вековым игом ригов. Пусть на наши плечи падет наказание за то, что мы избрали себе такого союзника, как лильцы. Наша первая межзвездная война обернется в любом случае неудачей. И Мол понимает это не хуже нас.

Он поморщился.

— Но мы сами его выбирали, — напомнил Эрик. — Так что ответственность в конечном счете ложится на нас.

Впереди показалась сухонькая, почти призрачная фигура, и раздался дребезжащий старческий голосок.

— Куда вы пропали, Иона, и вы, Арома? Мы сейчас же вылетаем в Вашинг-35.

Голос Вергилия Аккермана напоминал куриное кудахтанье; он выглядел мумией, помесью мужчины и женщины в еще живой плотской оболочке.

Глава вторая

Открыв пустую пачку из-под сигарет «Кэмел» и сплющив ее, Вергилий Аккерман сказал:

— Ну, что у нас там? Змейка, крестик, нолик, зигзаг? Выбирайте, Арома.

— Крестик, — сказал Эрик.

Старик ухмыльнулся, заглядывая под заклеенный корешок пачки:

— Зигзаг. Вам причитается тридцать два щелбана.

Старик впадал в детство. Он потрепал Эрика по плечу, радостно скалясь и обнажая идеально белые, словно выточенные из слоновой кости, имплантанты.