Михаил Фоменко - Аренида (сборник)

— Платон! — кидается Валя. — Ребята!.. Вы с ума сошли!

Батанов, тяжело дыша, отступает.

— Извини, Олег… — смущенно говорит Платон. — Я не хотел тебя обидеть. В конце концов все эти статуэтки чепуха… На них не построишь гипотезы.

— Да? А мне казалось, что тебе это легко удается, — бросает Батанов.

— Ну, брось, Олег, — примирительно говорит Платон.

— Мне тоже обидно, что наша экспедиция кончилась ничем!

— А тебе не кажется, — подчеркнуто спокойно произносит Батанов, — что она только начинается?

— Ребята! — кричит Суровцев. — Ребя…

В зале заседаний совета, прервав свой рассказ на полуслове, стоит Суровцев.

Так же как и все, он смотрит в сторону председателя, пытаясь понять, что сообщает появившийся в зале молодой научный сотрудник.

Академик торопливо встает:

— Товарищи! Только что удалось установить связь. Батанова очень плохо слышно. Сейчас пленку с записью после усиления переключат сюда, на этот зал…

Вскочила Валя.

Подавшись вперед, повернулся к динамику Платон.

Торопливо раскрывает блокнот Суровцев.

Все, притаив дыхание, не отрывают глаз от динамика.

Доносятся треск и шорох космических разрядов… И далекий голос Батанова:

— Земля! Земля! Я — Сокол! Докладываю коротко о событиях с момента перерыва связи…

Кабина ракеты.

В ней астронавты примерно в тех же позах, в каких мы видели их перед перерывом связи.

Хэнь сосредоточенно смотрит на пульт, где под стеклянными колпаками судорожно дергаются стрелки приборов.

— Запишите, — отрывисто бросает он Сташевскому. — Девятнадцать часов восемнадцать минут. Напряжение магнитного поля возросло в пять раз…

Батанов устало снимает наушники.

— Земля нас не слышит…

На приборной доске автоматы вычерчивают на ползущих лентах лихорадочные зигзаги.

— Автоматика начинает дурить, — тихо говорит инженер.

— Похоже на историю М-4 и М-5, — задумчиво произносит Хэнь. — Сначала там тоже прервалась связь… — он не доканчивает фразы.

— Там были автоматы, — вставляет Сташевский, — а здесь…

И тоже умолкает.

Батанов, внимательно взглянув на молодого инженера, твердо заканчивает:

— Вот именно: тем были автоматы, а здесь мы, люди!

В черном небе, приближаясь к яркому диску Марса, двигается серебристая точка ракеты…

Кабина ракеты.

Бешено пляшут стрелки приборов.

По напряженным лицам астронавтов мечутся блики света от непрерывно мигающих сигнальных лампочек.

— Автоматика на пределе, — говорит Сташевский, тревожно бросая взгляд не командира.

Батанов молчит, не отрывая глаз от приборов.

— Согласно инструкции… — продолжает инженер.

— Не подсказывайте мне, Сташевский, — отзывается Батанов. — Мне хорошо известно, что согласно инструкции в этих условиях я обязан прекратить полет.

— Что?! — вскидывается Хэнь. — Прекратить полет?! Когда я только начал исследования! Никогда в жизни… Это как один глоток умирающему от жажды…

— Так гласит инструкция, — хмуро говорит Батанов. — Если мы не повернем корабль…

— То это сделают автоматы! — заканчивает инженер.

— Да… Автоматика не может работать в таких условиях, — говорит Батанов. — Вы знаете это не хуже меня, профессор… Через несколько минут защитные устройства механически положат нас на обратный, точно рассчитанный курс.

— Олег Александрович, — тревожно восклицает инженер, — на локаторе появился дополнительный импульс!

— Где? — встрепенулся Батанов.

Все трое пристально всматриваются в экран локатора.

На экране пляшут беспорядочные искорки магнитных возмущений. Но время от времени среди них проскакивает яркая вспышка.

— Периодический импульс! — восклицает профессор.

— Он повторяется через каждые две секунды!

— Что же это? — спрашивает Сташевский.

Батанов не отвечает, напряженно вглядываясь в экран.

По экрану локатора снова пробегает загадочная вспышка. И в тот же момент из динамика раздается мелодичный, протяжный звук.

Затаив дыхание астронавты слушают, как из межпланетных далей к ним снова и снова доносится манящий, хрустальный звук, упрямо прорывающийся сквозь треск разрядов.

— Маяк! — радостно вскрикивает Сташевский. — Это же радиомаяк, товарищи! Нас ищут! Это Земля!

— Это не Земля… — медленно произносит Батанов, прислушиваясь к загадочным позывным.

— Как нет? Кто-то подает сигналы!

— Вот именно… Кто-то… — негромко отзывается Хэнь.

— Как?! — шепотом произносит опешивший инженер.

Ему никто не отвечает. Все молчат. Только снова и снова звучит сигнал маяка. Батанов вопросительно смотрит на Хэня.

— Это Деймос… — уверенно говорит тот. — Сигналы идут, несомненно, оттуда.

— Очевидно, нас приглашают в гости.

— И причем любезно показывают дорогу, — в тон ему говорит Хэнь, — по вьетнамским обычаям в таком случае отказываться большой грех…

— По русским тоже…

— По польским также, — восклицает Сташевский. — Но автоматы… С минуты на минуту они повернут нас!

Это напоминание заставляет всех опять стать серьезными.

— Есть выход… — наконец говорит командир. — Программу автоматики разрабатывал мой друг, Платон Рубцов. А он всегда был чересчур предусмотрителен.

— Вы полагаете, он мог передать это достойное уважения качество своему детищу? — подхватывает Хэнь.

— Возможно, — соглашается Батанов. — У меня даже есть основания полагать, что это именно так.

Он переводит взгляд на приборы, неистовствующие под влиянием магнитного поля.

— Принимаю такое решение, — говорит Батанов. — Мы выключаем автоматику наведения корабля. Идем на посадку на Деймос. Диаметр его всего восемь километров. Сила тяжести на нем фактически отсутствует. Для обратного взлета нам потребуется гораздо меньше энергии, чем для взлета с Марса, если бы мы стали садиться на эту планету. А резерв энергии нам очень пригодится, — когда придется на обратном пути пробивать этот проклятый магнитный пояс. Так? Возражений нет?

— Нет, — первым торопливо отвечает инженер.

— Инженер Сташевский, — командует Батанов, — контроль за двигателями. Профессор Хэнь! Подготовьте расчетные данные.

— Есть! — неожиданно строго отзывается профессор.

Он уступает Батанову свое место. Олег садится перед пультом.

— Выключить автоматику наведения, — спокойно произносит он.

Астронавты снова, как при старте, лежат в креслах с откинутыми спинками.