Дмитрий Романовский - Честь имею представить - Анна Каренина

- Я люблю тебя такую, какая ты сейчас есть.

- Анну Каренину?

- Да.

- Ты же не влюбился бы в эту девицу. - Она указала на проходящую поодаль некрасивую девушку. - И не влюбился бы в старуху. Ты любишь в первую очередь внешность.

- Метафизика!

Она посмотрела ему в глаза. Они были у него светло-серые, большие, а брови чуть поднимались к вискам. Опять захотелось дотронуться до его светлых волос, падающих на лоб, провести рукой до затылка, взять в ладонь русую волну, круто загибающуюся над воротником. Он что-то прочел в ее глазах и привлек ее к себе. Анна отстранилась. Как ни приятно было бы очутиться в объятиях этого молодого любящего мужчины, но Анна сдержалась. Она отняла свою руку, сказала:

- Я не хочу, чтобы ты стал еще одним, очередным.

- Я не буду очередным. Никого не было. Я буду только одким.

- Ты мне нравишься. Мне с тобой хорошо. Но этого мало.

- Ты не любишь меня?

- Нет. Дай еще сигарету. - Она опять закурила. - Очевидно, нам придется расстаться.

- Я бы мог быть твоим другом. Ведь я все время был твоим другом.

- Не совсем. Наши отношения не могут быть полными, как в настоящей дружбе. Мы все время будем это чувствовать.

Игорь схватил ее за локоть, прижался лицом к ее плечу, и Анна почувствовала свое превосходство и как мальчика погладила его по голове, тронула наконец вожделенную крутую волну на затылке.

- Ты же совсем молодой.

- Всего на два года младше.

- У тебя еще столько будет всяких увлечений, любви, я тебе просто завидую. Как хорошо, наверное, быть мужчиной! Даже в двадцатом веке.

Они расстались, как обычно, у станции метро. Анна знала, что он в любом случае будет звонить ей по телефону, может быть, они еще будут иногда встречаться, но главное объяснение уже произошло.

Впервые после свидания с Игорем Анна спускалась на эскалаторе метро, чувствуя себя легко и свободно. Несмотря на то что был еще ранний вечер, в вагоне было мало народу. Анна села на кожаный диван и увидела перед собой темноволосую даму с точеным профилем. Даме было года двадцать три - двадцать четыре. Анна вспомнила, что на современном языке это называется "девушка". Девушка сидела нога на ногу и листала журнал. Анне понравилось ее тонкое лицо с нежным румянцем, понравилась ее одежда, умело подобранная шляпа, изящные движения тонких пальцев. Анна подумала, что вот именно такая могла понравиться Игорю. Ведь по общепринятому мнению блондинам нравятся брюнетки. И он бы ей, конечно, понравился. И тут Анна стала непроизвольно искать в этой даме дурные стороны: глаза неумные, даже совсем без интеллекта, колени массивные, и щиколотки тонковаты, сумка не гармонирует с общим... Что это? Зависть? Ревность? Женщины - старые, молодые, совсем юные; лица - веселые, озабоченные, лукавые, задумчивые. Среди них могла быть и Анна Каренина. Именно среди них, а не там, в толстовские времена.

Та женщина, дочь Пушкина, с которой Толстой списал внешность Анны, каким бы умом ни обладала, не смогла бы стать в оппозицию укоренившимся традициям. Только теперь, вот среди этих женщин, может состояться такая Анна и проявить силу своего чувства, силу свободного ума, раскрыть свою незаурядность. Купцова могла стать такой женщиной. Но тщеславие и постоянный страх перед обыденностью увели ее в сторону, ошибка влекла за собой последующие ошибки, и она уже не в состоянии была начать все сначала, а обратиться за помощью ей, вероятно, не позволяла гордость.

Ее кратковременное бегство в мир искусства не дало ей удовлетворения, но, открыв образ Анны, она отыскала в нем черты, соответствующие ее идеалам. И она создала заново этот образ, и создала так достоверно, как это не удавалось еще ни одной актрисе. Может быть, в этом она превзошла самого Толстого. Всю свою страсть, весь талант, все то, что она упустила и что прошло мимо,- все она вложила в этот образ.

Нет, грешно отказываться от этой женщины! Ни от одного ее поступка, как бы он дурно ни выглядел. Даже пусть бы все это было на самом деле дурно. Пусть! Все это - ее.

В институте Анна приступила к изучению работ Купцовой. Мешали огромные пробелы в знаниях. Глухов продолжал с ней заниматься, так как Анна еще не могла самостоятельно работать с книгой: на каждой странице возникали вопросы, которые она не в состоянии была решить сама. В группу пришли двое молодых специалистов, только что закончивших институт, но даже сравнивая свои познания с подготовкой этих юнцов, Анна приходила в ужас. Однако, войдя в рабочий ритм отдела, она уже не теряла его, с каждым месяцем все ближе подтягиваясь к общему уровню. И уже в ходе работы намечались ее собственные убеждения, которые не всеми могли быть разделены. И она уже знала, что в работе у нее будут и друзья, и противники. Она уже не искала, она создавала себя. Так, как это было задано ее предшественницей Купцовой. Она должна была стать такой, какой бы стала толстовская Анна, если бы жила в социалистическом обществе.

Когда Анна предстала перед квалификационной комиссией, она снова увидела академика Туманского, уже в качестве почетного гостя. Последовал изнурительный длинный ряд вопросов. Анна старалась отвечать обстоятельно. Если вопрос был ей хорошо знаком, она пускалась в подробности, так что председатель комиссии прерывал ее. Когда спрашивали что-нибудь незнакомое, Анна прямо отвечала: "Не знаю", - и с торжеством несдающегося побежденного обводила взглядом членов комиссии.

Академик Туманский все время молчал и, казалось, думал о другом, а в конце опроса обратился к Анне:

- Ваши знания еще недостаточно четки. Кроме того, вдаваясь в курс высшей математики, вы опустили элементарные знания из программы средней школы, например, не знаете ничего о прогрессиях.

Все молчали, не решаясь подать голос. Анну мучила мысль: "Могут лишить диплома". Туманский смотрел на нее так, будто ждал каких-то оправданий. И вдруг спросил:

- А что это у вас с руками?

Руки у Анны были в ожогах. Работая в мастерской, она частенько обжигалась электродами, а недавно уронила паяльник на руку. Запястье у нее было перебинтовано.

- Это я в мастерской... собирала схемы.

- У вас в институте не хватает техников? - спросил Туманский

- Схемы нужны в больших количествах.

- Вы довольны вашей работой?

- Довольна.

Туманский что-то записал в блокнот, а потом снова обратился к Анне:

- Вы довольны работой института? Не замечали каких-либо неполадок?

Анна вспомнила те сомнения, которые она все чаще высказывала Глуховуи которые он великолепно опровергал своей железной мужской логикой.

- Мне кажется, - сказала она неуверенно, - что эта работа, которую ведет наш отдел, она преждевременна...

- Как это понимать? - насторожился Туманский.