Юрий Хабибулин - Рассказы

Нет, несимпатичные вы мои, не всё вы сможете купить за деньги! Вечную жизнь на них вы себе не купите и на тот свет их не заберёте. Голыми вы пришли в это мир, голыми и уйдёте! И останется на земле от вас только память, которую заработаете делами своими. И никакие деньги не смогут остановить мой побелевший от напряжения кулак, готовый приласкать пятачок этого перепуганного борова, который, кажется, вдруг начал понимать, что живёт не где-то на Олимпе среди богов, а среди самых обыкновенных смертных. И сам он такой же смертный, из плоти и крови, которому сейчас очень даже запросто могут наквасить физиономию из-за какого-то там кота. Всего лишь кота… Который, в принципе, бесхозный и ничего не стоит…

Ох, и хотелось мне врезать, но… для ребёнка, стоящего рядом с нами с мокрыми от слёз глазами, переживаний на сегодня и так было слишком много. Не стоило их умножать.

В самый последний момент я сумел остановиться, взять себя в руки. Мордобой не состоялся. Боров облегчённо вздохнул, вынул платок из кармана и стал вытирать мокрое от пота лицо. Будем надеяться, что какой-то урок сегодня он всё-таки получил.

Со стороны проезжей части раздался негромкий расстроенный голос водителя остановившегося 'Икаруса'

— Мужики, чей это кот был? Я бы никак не успел отвернуть. Заберите его. Может, жив ещё…

Василь Васильича мы похоронили недалеко от кафе 'Пингвин', за ближайшим домом, в углу небольшого садика. Над маленьким холмиком вбили дощечку, чтобы не потерять место. Одного котёнка я забрал себе и назвал Васькой. Другого взяли бабулька с мальчиком, а официантка взялась опекать и подкармливать кошку. Мы все перезнакомились и частенько встречались то в кафе, то в садике.

Сейчас, когда я пишу эти строки, уже взрослый Василь Васильич сидит со мной рядом на подоконнике, вылизывает свои лапы с белыми отметинами и смотрит на меня умными зелёными глазами. Он очень похож на отца.

А женщина, которая заглядывает в монитор через моё плечо и первая читает эти строки, моя жена, та самая бывшая официантка из кафе 'Пингвин', девушка с кукольным личиком. Теперь, правда, личико у неё уже сильно повзрослевшее, но всё равно очень красивое и она уже не официантка, а инженер-экономист на крупном предприятии. Её, кстати, зовут старинным русским именем — Настя.

Если б не Василь Васильич-папа, мы, возможно, так бы и не познакомились… [3]

Дар

Небо, затянутое с утра непроницаемой серой пеленой, к полудню неожиданно очистилось, и с него вовсю засияло яркое солнце уходящего бабьего лета, даря всем своё последнее "прости" в этом году.

Зоя Петровна уже третий день ничего не ела. Продукты кончились, и теперь оставалось только ждать, пока кто-нибудь из соседей не зайдёт её проведать и согласится сходить в продмаг. На голодный желудок читать трудно и она, закрыв тяжёлый том стихов Пушкина с пожелтевшими от времени страницами, мельком глянула на себя в зеркало. На неё смотрело узкое измождённое лицо, обтянутое высохшей, бледно-серого цвета кожей, с разбежавшимися повсюду лучистыми морщинками. Беспощадное время жестоко потрудилось над бывшей когда-то первой красавицей села: щёки ввалились, от уголков губ и крыльев носа, вниз, к подбородку, и поперёк лба пролегли длинные глубокие впадинки. Белая косынка в синюю горошинку и роговые очки немного смягчали тяжёлое впечатление. За сильными стёклами были видны тёплые карие глаза, в которых прятались доброта и улыбка.

Женщина, вздохнув, отвела взгляд от зеркала и, с трудом вращая маленькими сухими ладошками колёса инвалидной коляски, подкатила себя к окну. Глазам открылся маленький дворик с палисадником, окружённый покосившимся деревянным забором. К нему прилепился разбитый курятник, в котором давно уже не было жильцов. Метрах в пятистах, за лугом, виднелась жиденькая зелёная рощица.

Последние семь лет, с тех пор, как перестала ходить, Зоя Петровна видит из окна своего, такого же старого и разваливающегося домика, как и его хозяйка, один и тот же пейзаж. После того, как умер муж, двор никто не убирает и он завален опавшими листьями. Кое-где валяются почерневшие трухлявые доски, вырванные злыми осенними ветрами и непогодами из прогнившего забора, и разный мусор. От некогда чистенького и налаженного хозяйства, оставшегося в памяти Зои Петровны вместе с запахом любимых чайных роз, цветущих в палисаднике перед домом, квохтаньем кур, хрюканьем поросят в свинарнике, теперь веяло заброшенностью и тоской.

В доме пахло странной смесью запахов пыли, гнили, нафталина и тяжёлым духом от долго непроветриваемых одежды и постелей. Пыль была повсюду: на шифоньере, кухонном и книжном шкафах, иконах на стенах — везде, куда Зоя Петровна теперь не могла добраться.

С семидесятидвухлетней женщиной-инвалидом сейчас осталась только внучка Настенька, которая из маленькой смешной хохотушки с весёлыми озорными глазёнками сначала превратилась во взъерошенного и пугливого, как воробышек, скрытного подростка, а затем, повзрослев, в раздражительную и озлобленную на весь мир девушку. Несмотря на маску глупенькой куклы Барби, которую Настя аккуратно надевала на себя, находясь вне дома, она каждую секунду была готова не упустить любой, даже самый маленький шанс "вырваться в люди" и постоянно находилась в состоянии охоты за развлечениями, полезными знакомствами и разными авантюрами. Возможно, тому виной были потрясение и первый жизненный урок, полученный девочкой, после того, как её мать, похоронив мужа, через несколько месяцев оставила дочь на попечение бабушки и исчезла навсегда с заезжим скупщиком мяса. На память девочке остались лишь стыдливо прячущийся взгляд и прерываемый автомобильными гудками, торопливый шепот, что мама тоже имеет право на счастье и когда Настя вырастет, то всё поймет. После этого мама больше не появлялась…

Не отзываясь на любовь и ласку, которые без остатка отдавала единственному родному существу Зоя Петровна, внучка менялась всё сильнее, всё больше отдаляясь от бабушки-инвалида, и проводя время вне дома с новыми разбитными подружками из обеспеченных семей, не утруждающих себя чтением книг, учёбой, соблюдением скучных и ненужных для них правил поведения, божьих заповедей. Общаться с более удачливыми сверстницами Настеньке нравилось гораздо больше, чем делать домашнюю работу, сидеть целыми днями с больной бабкой, помогать ей ходить в туалет и купаться. Со свойственными юности эгоизмом и верхоглядством девочка выбрала для себя более интересные занятия и практически перестала бывать дома, приходя поздно вечером только переночевать и, время от времени, сходить в магазин, чтобы самой было что перекусить, да и бабка не померла бы с голоду.