Александр Матюхин - Облаченные в тени

— Какие умные вещи вы говорите! — пробормотал Акакий Трестович, — вам впору читать лекции в университете, а не расследовать убийства!

— Я не лектор и никогда не стремился забивать головы людей своими суждениями, — улыбнулся Бочарин.

Из другой комнаты неожиданно закричал Бочкин:

— Еле нашел! Запрятал так, что едва вспомнил куда! Идите скорее!

Феофан Анастасьевич сделал несколько шагов в сторону соседней комнаты, и тут произошло что-то странное.

Акакий Трестович за его спиной удивленно воскликнул и вдруг, ни с того ни с сего, вылетел вон из квартиры, причем не просто так, а по воздуху, кувыркаясь, словно кто-то невидимый схватил его за шкирку и высоко подкинул.

Увидеть падение начальника полиции обернувшийся Феофан Анастасьевич не успел. Дверь шумно захлопнулась. Посыпалась штукатурка.

Невидимый ветер подхватил с пола одеяло и швырнул его в сторону Бочарина.

Из соседней комнаты раздались долгие, ужасные вопли Бочкина. Зазвенели стекла, и стало как-то невыносимо душно…

Одеяло накрыло онемевшего Бочарина и повалило на пол. Феофан Анастасьевич упал, отчаянно размахивая руками, и почувствовал, что кто-то тщательно придавливает его к земле, не давая встать. Одеяло стал плотнее, сдавило со всех сторон ребра и легкие, перекрывая дыхание.

Бочарин понял, что задыхается, задергал ногами, но кто-то невидимый продолжал давить с неистовой силой.

Перед глазами Феофана Анастасьевича поплыли разноцветные круги. Он захрипел, но хрип этот утонул в одеяле. Заболело, возможно, сломанное ребро… С отчаянием погибающего человека, Феофан Анастасьевич, глухо зарычал, напрягся, припоминая давно забытые уроки борьбы… и тут одеяло обмякло. Из последних сил, Феофан Анастасьевич, отшвырнул его в сторону, поднялся на корточки, упершись руками в пол, и громко закашлял, выплевывая то ли кровь, то ли еще что…

Мутным взглядом, он успел заметить, что чайника на прежнем месте тоже нет, и тут что-то тяжелое и металлическое упало ему на голову…

Лирическое отступление/ Видение Феофана Анастасьевича Бочарина в недолгие минуты его обморочного состояния.

Минимиз был странным: без лошадей, без крытого тентованого верха, а с металлической крышей и на четырех резиновых колесах. Походил он скорее на служебный автомобиль Акакий Трестовича Трупного, только бы удлинен спереди и приплюснут сверху. В общем, сигара сигарой, какие принято курить за границей. Табака в таких сигарах вдвое больше, чем в обычной трубке, от чего, следовательно, они и ядовитей. Курить их в России строго запрещено, да никто и не курит. Больно надо…

— Выходи, чего уставился? — небритый кучер с темным синяком под глазом и в странной голубой кепочке с длинным козырьком неучтиво распахнул дверь и дохнул кислым перегаром.

— Позвольте, но куда?..

Феофан Анастасьевич вышел из минимиза и огляделся.

Впереди находился небольшой приземистый домик. Из окон его лился яркий свет, раздавалась режущая слух музыка, доносился звон бокалов и пьяная ругань.

— Как заказывали! Бар "Пьяная корова"! — кучер протянул ладонь. На внутренних фалангах пальцев было написано синим: "Сашка", а в самом центре ладони неровное сердечко с пронзающей его стрелой, — деньги давай!

— У меня только золото, — сказал Феофан Анастасьевич.

— А я не гордый! — ответил кучер, принял из рук Бочарина небольшой мешочек и растворился в воздухе.

Улица вокруг была пустынной и тихой. Где-то вдалеке горел фонарь, выдергивая из темноты лишь небольшой круг тротуара. В домах около бара света вообще не было.

Вздохнув, Феофан Анастасьевич, толкнул дверцу "Пьяной коровы" и вошел внутрь.

Музыка мгновенно оглушила. Казалось, она доносилась отовсюду, из всех щелей расписанных неприличными узорами стен, из огромнейших динамиков, занимающих всю стену напротив, из стойки бара за которой улыбался лысый бармен.

— А-а! — закричал лысоголовый, стоило Бочарину подойти ближе, огибая извивающиеся в танце молодые потные тела, — уважаемый Феофан Анастасьевич, следователь по делам особо важным при дворе императора Андрея Второго! Как же, как же, наслышан! Решили к нам заглянуть, на огонек, так сказать, верно?

— Д я только…

— Да не робейте вы так, чувствуйте, себя как дома! Вам чего налить, текилы или "Кровавую мери"? Хотя, с "Мери" у нас сегодня облом, нет томатного сока. Тут один вампир подлетал, весь выпил, представляете?

— Вампир?

— Ну, да ваша буддистская идеология не приемлет вампиризм! Выкиньте из головы! — бармен поставил на стол граненный стакан и заполнил его на четверть густой темно-зеленой жидкостью, — пейте текилу, Феофан Анастасьевич, хорошо прочищает кишки! Да, и еще одно…

Бармен на секунду исчез под прилавком, потом показался вновь, что-то протягивая Бочарину.

Это было что-то черное, размытое, словно кусок дыма, формой своей напоминающий костюм.

— Облачайтесь, — сказал бармен, — иначе вы умрете от вкуса кактусового сока. Не все выдерживают, знаете ли.

— Что это?

— Тень, — сказал бармен.

Феофан Анастасьевич протянул руку и взял из рук бармена тень. Она оказалась легкой, почти неощутимой на руке. Стоило к ней прикоснуться, как тень распахнулась, в ней появились отверстия для рук и капюшон.

— Но зачем он мне?

— Это секрет, — сказал бармен, — но вам я скажу. Вы миллионный посетитель нашего бара. Это специальный приз для тех, кто вступил в борьбу с нечистой силой. Тень вам ох как понадобиться. Нужно быть невидимым, чтобы свергнуть невидимое. Надеюсь, вы понимаете меня?

— Не совсем, — сознался Феофан Анастасьевич, — вы как-то запутанно говорите…

— Это моя работа, — вздохнул бармен, — ну одеваете же…

И Феофан Анастасьевич одел.

Тень легла на его лицо, делая очертания бармена далекими и размытыми. Бочарин почувствовал, что тело его стало легким и непослушным, что холодный пол ушел из-под его ног, музыка затихла, а тела танцующих замерли в самых разнообразных позах.

И где-то далеко-далеко чей-то голос кричал:

— Только не снимайте тень, уважаемый следователь по особо важным делам! Вопрос жизни и смерти, знаете ли…

8

В дверь заколотили с такой силой, что вновь посыпалась штукатурка.

Открыв глаза, Феофан Анастасьевич понял, что лежит он на полу, раскинув руки, свернув шею на бок, и смотрит на трясущуюся дверь.

— Феофан Анастасьевич! Уважаемый! Вы живы? — раздался из-за двери приглушенный голос Акакий Трестовича Трупного, — отзовитесь, черт вас возьми!!

Дверь треснула в петлях, накренилась верхним углом и упала на пол, подняв в воздух пыль.