Мэтью Гэбори - Сердце Феникса (Хранители - 1)

Взявшись покрепче за рукоятку ножа, он отважился обогнуть скалу, чтобы взглянуть на тропу, по которой они шли. Он остановился, вглядываясь во тьму. Напрасно. Пришелец, кто бы он ни был, бесследно исчез. Пригнувшись, Януэль обошел подступы к гроту, чтобы окончательно убедиться в этом. Так ничего и не обнаружив, он вернулся к наставнику.

Фарель, вцепившись обеими руками в палку, ждал его внутри грота. На лице его читалось сильнейшее напряжение, незрячий взгляд напомнил Януэлю мэтра Игнанса.

- Никогда не делай больше так... - сказал учитель, опуская свой посох.

Он попытался не выдать пережитого им волнения, но голос его дрогнул. Мог ли он признаться тому, кого обязан был защищать, что страх, болезненный внутренний страх помешал ему отдернуть полог и протянуть ученику руку помощи? От мысли, что ночной бродяга может оказаться выходцем из Харонии и Януэль рискует жизнью, столкнувшись с ним, его руки и ноги сковало смертельным ужасом... С горечью в сердце он выронил палку из рук и опустился на землю.

- Учитель? - обеспокоенно спросил ничего не заподозривший юноша.

Фениксиец лишь махнул рукой, он даже не поднял глаз, предпочитая держать их закрытыми, пока не испросит прощения у Фениксов. Пытаясь успокоиться, Фарель внушал себе, что их потревожила наемная телохранительница, затем, применив магию Огня, старый фениксиец мысленно заключил себя в теплый круг.

Януэль только пожал плечами, укорив себя за то, что устроил беспричинный переполох. Он завернулся в одеяло и, сморенный усталостью, мгновенно заснул.

Фарель разбудил его на заре, предложив на завтрак воду из ручья и белый хлеб. Януэль было запротестовал, обнаружив, что наставник всю ночь охранял его сон, но мэтр не стал ничего объяснять. Победив свой страх, Фарель вначале обошел окрестности в поисках таинственного пришельца, не зная даже, кого он ищет - охранника, нанятого Игнансом, или коварного врага. Но ночной посетитель так и не был обнаружен. Наставник подождал, пока юноша перекусит, и затем, тяжело ступая, они направились по тропе, ведущей к имперской крепости. Свое ночное бдение Фарель посвятил молитве, чтобы затянулась душевная рана от происшествия, случившегося накануне, но это не помогло: болезненное воспоминание, осевшее в глубине души, оставалось ярким, как вспышка кинжала, резанувшего плоть. Он чувствовал, что как представитель лиги несет ответственность за вылазку Януэля.

Какой же пример мужества он может подать Януэлю, если его до сих пор преследует образ харонца?

Нависшие над горами, подобно темному своду, тревожные облака не рассеивались почти до самого полудня. Дорога, по которой следовали путники, вилась, повторяя все подъемы и изгибы горного рельефа, между поросшими лишайником скалами. Фарель, истощенный бессонной ночью, не сводил глаз с крепости. Днем над ней можно было различить силуэты Грифонов, испокон веков охранявших ее. Устроившись на вершинах башен, они окидывали зорким взглядом заснеженные подступы к цитадели.

Некогда Януэлю доводилось в городах, селениях и феодальных наделах империи видеть подобные создания. Его мать объясняла ему, каким образом в древние времена слились воедино лев и орел. Так у Грифона оказались туловище и хвост льва в сочетании с орлиной головой и крыльями. Эта двойственная принадлежность к воздуху и земле делала из них серьезных противников для всякого, кто посмел бы нарушить границы империи. Януэль питал к ним не меньшее уважение, чем к Фениксам, хотя и сожалел о том, что обычным людям недоступно общение с последними. Когда Януэлю исполнилось семь лет, его мать добилась, чтобы он увидел Грифона. Воспоминание об этом было для него драгоценным. Он отчетливо помнил размах его крыльев - не меньше чем в две повозки, составленные одна за другой, - его длинную грациозную шею, по оперению которой можно было в первый день после смерти Грифона узнать его историю.

Собиравшийся с самого утра дождь наконец разразился. Вначале редкими тонкими струйками, а затем стеной, так что им пришлось укрыться под скальным навесом и выжать промокшую насквозь одежду.

- Боюсь, что мы прибудем на место лишь с наступлением ночи, - сообщил наставник, дрожа от озноба.

Януэль, которому холод не доставлял больших неудобств, сожалел, что они не могут продолжать путь. Для него дождь был даром небесным, жизненным явлением, позволявшим расцветать растениям. Как-то раз они поспорили на эту тему с капитаном Фалькеном; когда ноги скользили на поле брани из-за моросящего дождя, он повторял: "Малыш, дождь - это не что иное, как слезы наших мертвецов! Да, это плач всех добрых людей, что скитаются в Харонии. Неудивительно, что нас при этом пробирает до костей..."

Дождь поливал без передышки, и путникам ничего не оставалось, как ждать, когда просохнет одежда. Наконец мэтр принял решение отправляться в путь, не дожидаясь, когда начнет проясняться. И вот около пяти часов, сгорбленные и промокшие до последней нитки, они оказались в эпицентре грозы. Временами, когда вслед за прогремевшим раскатом грома вспышка молнии разрывала мрак, Януэль видел, каких усилий стоит мэтру Фарелю оторвать ноги от почвы, превратившейся в настоящее болото. В вечерних сумерках сквозь грохот ливня прорвался чей-то резкий голос, скомандовавший:

- Стоять!

ГЛАВА 8

Они застыли, обернувшись, и через мгновение оказались в кольце вокруг возвышались темные силуэты людей в капюшонах. Нащупав палку, Фарель приготовился. У Януэля при нападении немедленно сработала прежняя реакция: он невольно схватился за рукоятку кинжала. Он всматривался в возникших из ночной тьмы людей, стараясь дышать размеренно. Мускулы его были напряжены.

- Спокойно! Именем императора.

Януэль почувствовал на своем плече руку наставника. Это был знак расслабиться.

От группы отделился человек среднего роста, под его плащом виднелась медно-рыжая тога, какие носили жрецы Грифонов. Он держал зажженный фонарь. Януэль с ужасом разглядел на его руках пушистый подшерсток.

Мимикрия! Значит, это правда. Это были первые признаки превращения в Грифона.

На втором году обучения Фарель поведал ему, что Фениксы порой даруют особенные знаки тем, кто посвятил свою жизнь Хранителям и с юных лет жил рядом с ними. Прародители нынешних хранителей своим рождением были обязаны магии Потока, поэтому на своих земных служителей они оказывали странное, а порой ужасающее воздействие. Эти служители мало-помалу начинали переживать некие метаморфозы - вначале это были незначительные, затем более явные перемены. Тело человека претерпевало глубокие физические изменения, приобретая сходство с обожаемым Хранителем. Януэль понимал, что до поры до времени эти признаки удавалось скрывать, но лишь до того момента, пока их носитель не возводился в высшее достоинство и не обретал всю полноту трансформации. Вообще мимикрия выпадала на долю лишь немногих наиболее крупных служителей культа, и вплоть до самой смерти они стойко переносили страдания, связанные с различными фазами мутации. Какое-то время Януэль задавался вопросом, каковы могут быть последствия общения с Фениксами.