Мария Симонова - Азартные игры высшего порядка

Первое, что он сказал соседке, уже дав полный газ, было:

— Как тебя зовут?

Она ответила:

— Чарли.

Все у нее не по-людски. С неба падает. Полицейских калечит. И даже имя какое-то неженское.

— Ларри. Чем ты его?..

— Это не я, — сказала она, отвернувшись. — Это хлитс.

И протянула ему, не глядя, руку в браслете. Потом произнесла в сторону, словно убеждая саму себя или оправдываясь:

— Я не хотела, я о нем только подумала — что он мог бы меня защитить… И тут он… Сам.

Ларри покосился на браслет — симпатичная дамская штучка. Вполне безобидная на вид. Что-то из экспериментального?..

До Черты три сотни метров — не до выяснений.

Отвернулся, спросил еще:

— Кой черт тебя туда понес?

— Я думала, мы там остановимся, что там друзья… Хотела поскорей отмыться.

— Возьмешь потом в баре бутылку с водой, польешься.

Он и сам в последнее время совершал омовения исключительно из бутылок — чаще всего с газировкой, если она была без сиропа. Только ее, в отличие от него, будет кому полить.

Вот перемахнем Черту, а там уж…

Она вдруг уцепилась за его локоть, как птица за ветку в ураган:

— Стой, погоди! Остановись! Там ведь…

Он даже не покосился.

Сейчас…

Он ожидал чего-то необычного — вспышки, толчка, ну хоть чего-нибудь, свидетельствующего о том, что машина пересекает-таки заветный барьер. Но ничего сверхъестественного не происходило — сумерки да дорога, как обычно летящая навстречу в свете фар. Словно и не было в этом месте никакой роковой Черты, таинственным образом разворачивающей машины в обратную сторону. Только спутница отпустила его руку и резко обернулась назад, поглядела немного, потом медленно опустилась на свое место.

— Ты там что-то видела? Что-то необычное?

Его все еще не оставляла надежда. Хотя он уже и приготовился вскоре вновь увидеть отель — как всегда, по ту сторону дороги.

Она взглянула непонимающе:

— Там ведь… Был обрыв?

— Обрыв?..

— Ну да, ровная черта и мост… он… Может, поедем назад, посмотрим?..

— Может быть, попозже.

Вот еще новости! Она видела там какой-то обрыв?..

— Это и была та граница? О которой ты говорил? И мы ее проехали?

— Погоди. Сейчас узнаем.

Очертания домов и мелкие ориентиры скрадывались темнотой, разлегшейся по обе стороны трассы, однако что-что, а уж отель «Максима» Ларри не прозевал бы. Однако все новые сотни метров оставались позади, а отеля все не было.

Они преодолели Черту. В этом уже не оставалось сомнений.

Ларри поглядел на девчонку — свой счастливый ключ — и засмеялся. Безумная жизнь на колесах, дурацкая война, одиночество в машине — все теперь было позади! Он был свободен и мчался к долгожданной Большой земле, к цивилизации — в благословенный Старый Свет! Соседка, похоже, не слишком-то разделяла его радость, что и понятно: это ведь не она была заперта в двойной тюрьме — на мосту и в машине, не она проносилась сотни раз по этому месту в надежде обрести свободу, не она наблюдала неделями, как толпы спятивших придурков убивают друг друга. Может быть, ее смущало то, что вокруг по-прежнему было темно и безлюдно: по идее, мост за Чертой должен был сиять огнями и быть полным жизни, но Ларри видел этому вполне логичное объяснение: мост, понятно, в последнее время не функционирует, поскольку на нем изолирован изрядный кусок; население, должно быть, эвакуировали на землю, потому что кто его знает, что там творится, за незримым барьером, не ровен час, все сооружение обвалится в океан.

Короче говоря, тревожиться больше не о чем, остается только набраться терпения на те несколько дней, которые им теперь требуются, чтобы добраться до континента. Ларри готов был гнать весь этот путь без остановки, что было бы вполне реально, если окажется, что девчонка умеет водить машину. А если не умеет, так он ее моментально научит: велика наука — газовать все время по прямой.

Ларри тормознул, не съезжая с дороги — других машин здесь все равно не было, и вряд ли стоило опасаться их появления. Повернулся к попутчице и… На несколько секунд неожиданно запамятовал, что именно хотел ей сказать. Она сидела, откинувшись в кресле, ничуть не стесняясь своей беззащитной наготы — впрочем, как выяснилось, не такой уж и беззащитной, — вопросительно глядя на него. Не иначе как привыкла. Впрочем, она и сразу не больно-то стеснялась: не зря же говорят в народе, что доктора и художники не мужики.

Прямого и безгрешного недельного пути рядом с такой голенькой киской не перенес бы и сам Папа Римский. А Ларри был не Папа Римский, к тому же он сам был до пояса голый, и подъехал бы к ней прямо теперь — ох и подъехал бы! Кабы не этот ее самострельный браслет. Так ведь и он не насильник какой-нибудь, он ей только хорошего желает — еще как желает! И она тоже живая, не железная. Главное — найти к девушке правильный подход, чтобы ее саму к тебе потянуло. Кстати, она, кажется, мечтала помыться. Пожалуй, не мешает устроить передышку, чтобы подкрепиться и, кстати, сполоснуть попутчицу перед дальней дорогой.

— Ты вся грязная, знаешь? Достань вон там внизу бутылку и давай-ка выйдем, я на тебя полью.

И потру спинку. Есть на теле женщины такие места, вроде бы нейтральные, но если их знать, то, считай, она твоя, нажми только вовремя где надо да погладь — не опомнится, как сама на тебя прыгнет. Ларри знал. И как никогда хотел применить свои знания на практике.

Первое неприятное открытие ждало его сразу по выходе из автомобиля: поле, оказывается, было на месте, оно никуда не делось даже после выезда из постылой «резервации» и не позволило ему отойти от автомобиля дальше, чем на старые добрые два шага. Пока он переваривал этот факт, Чарли крикнула ему с той стороны машины, что ей надо на пару минут отлучиться, и, поставив на капот бутылку, побежала прочь, белея в темноте узкой спиной и мелькая голыми пятками — на ту сторону дороги, к темнеющему там у обочины «шкафу».

Черт возьми, ну что он мог возразить?..

Стоя у машины в ожидании, Ларри на всякий случай достал лазерник, хотя от него вряд ли сейчас был бы толк: в случае опасности ей стоило полагаться только на этот свой браслет, и оставалось надеяться, что ее не успеют оглушить до того, как она о нем вспомнит.

Ларри поймал себя на том, что продолжает думать прежними категориями — отчасти по привычке, но главное — потому, что и здесь, за Чертой, продолжала существовать его незримая индивидуальная тюрьма, она же защитница. Значит, законы проклятой территории простирались на какое-то расстояние и за ее пределы, стало быть, и тут могли сохраниться после эвакуации чокнутые граждане, зараженные вирусом междоусобной войны. И ему следовало получше присматривать за девчонкой, не выпускать ее больше за пределы поля — благо что «шкаф» входит в него без проблем почти полностью.