Мария Симонова - Вирус хаоса

Он падал.

Мэри не заметила, что кричит, словно завопил сам воздух от бессилия удержать железную машину, а встречный ветер пытался забить пронзительный вопль ей в легкие. Она резко запрокинула голову, но успела увидеть, как вертолет врезается носом в скос набережной, как ломается винт и сминается кабина, прежде чем ее засветит белым, всераздирающим пламенем…

Грохот стих, а крик, вынырнув из него, все длился…

— Тихо, тихо! Да тихо ты! Чего орешь? С ума, что ли, съехала?

Мэри резко умолкла и проморгала едкие слезы, после чего рот вновь открылся вследствие самопроизвольного отпада челюсти.

— Цыть! — губы ее прихлопнуло шершавой ладонью. — Поори мне еще! Живо вылетишь из Корифеев.

Она энергично помотала головой — я, мол, и не собиралась, молчу, мол, молчу!

— Что на тебя нашло? Летит и воет, как баллистический снаряд… Хотя для рекламы, может, и сойдет. Ладно, давай отстегивайся. Время.

— Фил!.. — выдохнула Мэри, поедая его глазами. — Как ты здесь… Оказался?

— Здравствуй, Маша! — сказал он, потом явно обеспокоился: — Ты вообще в порядке?

— Я да-да, я — да! — зачастила она. — А ты?..

— А я что? Так плохо выгляжу?

— Ты нет… то есть отлично, даже очень хорошо выглядишь!

— Так мы с тобой работаем, или как? — спросил он.

Тут Мэри впервые оторвала от него взгляд, как следует огляделась и произнесла:

— Р-работаем. Или как…

— Так-так, профессор. Интересно… Очень интересно будет послушать ваши объяснения сему, кхм, кхм… — полковник кинул взгляд на прозрачный колпак, выпрямился и закончил: — …феномену.

— Объясняю: этот, как вы выразились, феномен — не более чем особь женского пола, именуемая, если не ошибаюсь, Мария Ветер, — честно ответил Блум на поставленный вопрос.

— Прекрасно! Идем дальше, — не позволил выбить себя из колеи полковник. — Не вы ли утверждали, что ваша ды… ваши Врата способны осуществить только равноценный обмен, притом необходимо присутствие обоих… обеих… Ну да, обеих субъектов в строго определенном месте? И что же мы имеем? Чужая Мария Ветер, то есть двойник, исчезает у нас из-под носа — где, спросите вы? На одной из башен отеля «Платинум», а точнее, между ними, пребывая в подвешенном состоянии… — он поглядел на вздернутые брови профессора и сказал: — Ну, это сейчас долго объяснять, пойдем дальше. Примерно в это же время наша Мария Ветер объявляется в своей квартире, причем, как утверждают дежурные, пившие в это время на ее кухне чай, — полковник вздохнул, — вываливается из холодильника. Вот вам и Врата! — не преминул ввернуть он. — Девушка была в бессознательном состоянии, и мы пока предусмотрительно уложили ее в анабиоз. Но это уже детали. Главное — и, если я не прав, то готов отдать вам свое жалованье за полгода, — что обратный обмен все-таки произошел, сам собой, без нашего вмешательства. И двойник тоже вернулся… вернулась на свою кухню, или еще куда, это уже не наше дело. А вот то, что в процессе ее задержания, которое оказывается было необязательно, был потерян служебный вертолет…

— Простите, что перебиваю, — прервал его профессор, — но я уже проследил дальнейшее развитие вашей мысли. Так вот, если желаете, вы можете расплатиться за этот вертолет своим только что обещанным мне полугодовым заработком. Ведь то, что произошло, можно сказать, на ваших глазах, не является обратным обменом.

— Какая разница, как это называть!..

— Вы меня не поняли. Дело не в формулировках. Да, наша Мария вернулась домой. Это произошло потому, что пространство стремится к восстановлению собственного баланса — к залечиванию ран, если хотите. И оно обладает, гм, ну если говорить проще, оно обладает памятью. Когда объект, то есть Мария, оказалась в зоне первичного перехода, то ее затянуло обратно во Врата! Кстати, передайте вашим сотрудникам, пусть не увлекаются чаем, это плохо влияет на сосуды головного мозга. Так вот, при этом двойник была отсюда выброшена, ее как бы выдавило через горизонт, но не в прежнюю пространственную нишу, а… — Блум с сомнением взглянул на Каневича и протянул: — М-да… Это я вам, пожалуй, объяснять не буду. А суть в том, что двойник не вернулась. Она прошла в новый континуум!

— Ну и что? — спросил Каневич, мысленно за-катывая глаза. — У нас-то теперь все в порядке, наш баланс восстановлен! Вот она, наша Мария Ветер, прошу любить и жаловать! — он сделал в сторону капсулы куртуазный, по его мнению, жест.

— Да не восстановлен он, в том-то и дело, что не восстановлен! — взвыл профессор.

— Но вы же сами только что сказали…

— Я сказал, что вселенная стремится его восстановить, но это еще не значит, что у нее получается! Континуумы не полностью обособлены друг от друга, то есть это только по одним критериям, а по другим они взаимопроникающи, иначе между ними не было бы ничего общего! Но мы уже сейчас имеем сенсационные данные об их сходстве, коэффициент идентичности — а когда девочку разбудят, вы представляете, насколько бесценен будет ее, то есть практически наш первый опыт перехода в мир иной?.. — Тут профессор словно споткнулся на всем скаку, сообразив, что ляпнул что-то не то. — То есть я хотел сказать…

— Понятно, — оборвал смущенное бормотание полковник. — Значит, говорите, не получается у нас с балансом? — вернул он разговору утерянную суть. — Не сходится, значит, дебет с кредитом?

— Да при чем тут… А, ладно, — устало проронил Блум.

Они прошли в соседнюю, отделенную стеклом комнату, где находился пульт жизнеобеспечения, и сели в кресла за спиной дежурного. Тот вопросительно обернулся и, повинуясь жесту полковника, вышел.

— Говоря по-простому, — сказал профессор, — Хаос не может наступать в одном месте. Двойник остается нарушителем стабильности, это нарушение будет заявлять о себе все явственнее вокруг него и будет сказываться у нас, равно как и в других континуумах.

— Интерес-сно, — ядовито прошипел полковник. Он-то своими глазами видел этого… эту «двойника», которую Блум заклеймил «нарушителем», а по сути корнем всех настоящих и, главное, грядуших бед. Он-то понимал, что девчонка по большому счету ни при чем. Кто при чем, он тоже понимал. И очень жалел, что ликвидация этого «кого-то» вряд ли поможет устранению последствий его научной, увы, никак не скажешь, что псевдонаучной, деятельности.

Полковник тяжело и многотерпеливо вздохнул:

— И что же теперь прикажете делать? — кажется, этот вопрос он задавал Блуму уже не в первый раз. Ах да — пока еще только во второй, все-таки самолюбие — великая вещь!