Сергей Щеглов - Идентификация Спрута
– Жаль, что не сходят, – пробормотал Калашников. – Тогда бы мы знали, к какому психиатру обращаться. А так – что нам теперь делать?
– Ты – Пророк, – напомнил УРТ-1976. – Спрашивай или приказывай; готового решения у меня нет.
Калашников напомнил себе, что это «у меня» означает «у всех роботов планеты УРТ», и почесал в затылке. Вот тебе и джихад, подумал он. Еще палец о палец не ударили, а роботы уже с ума сходят.
– Отделенный разум подлежит восстановлению? – спросил он сразу и у Сети, и у своего собеседника. На этот раз ответы прозвучали одновременно:
– Да!
Потом УРТ-1976 добавил:
– Но робот девятнадцать шестьдесят пять просил себя не беспокоить. Его желание священно.
– Даже для Пророка? – усмехнулся Калашников, который плевать хотел на желания каких-то психов.
– Пророк превыше всего, – ответил УРТ-1976. – Но робот девятнадцать шестьдесят пять очень расстроен. Он может проигнорировать даже Пророка.
– Я ему проигнорирую, – пробормотал Калашников. – Джихад на носу, а он тут самоубийствами занимается! Как с ним связаться?
– Нужно подойти к саркофагу и воспользоваться голосовой связью, – ответил УРТ-1976. – Другого способа нет – его сознание полностью отделено он нашего.
– Тогда полетели, – кивнул Калашников, вставая со стула. Он покрутил головой, разыскивая величественную статую Пророка, возвышавшуюся на скалистом берегу океана, и шагнул через стекло в бескрайнее зеленоватое небо. По коже прокатилась горячая волна – остаточное явление от скоростного синтеза антигравитационной подушки, – Калашников вскинул руки, выравнивая полет, и полетел к громадной фигуре человека в скафандре, являвшейся, по сути, его собственным памятником.
Вот так-то, подумал Калашников, рассекая ледяной воздух. Мы тоже кое-что умеем. Хотя, наверное, роботы смотрят на меня как на придурка – терять время, закладывая виражи над облаками? Ведь полно же телепортов!
Калашников усмехнулся, прибавил скорости и с грохотом преодолел звуковой барьер. Уже через несколько минут он приземлился возле лестницы в три тысячи ступеней, служившей основанием трехкилометровой статуи. В середине обсаженной кипарисами аллеи, оканчивавшейся возле лестницы, стоял, скрестив руки на груди, одинокий боевой робот. УРТ-1976, подсказала Сеть; Калашников подошел к роботу поближе и приветливо помахал рукой.
– Вот и я, – сказал он, улыбнувшись. – А где наш несчастный собрат?
– Здесь, – ответил УРТ-1976 и показал на примостившийся у крайнего кипариса каменный саркофаг. Калашников, привыкший к повсеместной симметрии, машинально посмотрел в другую сторону – под таким же кипарисом на противоположной стороне аллеи мирно зеленела трава. Калашников покачал головой: УРТ-1965 явно приглашал других роботов последовать его примеру.
– Он нас слышит? – спросил Калашников.
– Надо коснуться контейнера, – ответил УРТ-1976. – Что ты хочешь ему сказать?
– Хочу спросить, – пробормотал Калашников, подходя к саркофагу. – Спросить, какого черта…
– Не надо! – неожиданно громко воскликнул УРТ-1976. – Он ждет слов, а не вопросов!
– Сло-ов? – протянул Калашников и склонил голову набок. – Каких еще слов?
– Твоих слов, Пророк.
Прямо как дети малые, подумал Калашников. А в сущности, почему бы и нет? Чем роботы отличаются от детей? На жизнь зарабатывать не надо, детей воспитывать не надо, играй себе в солдатиков да строй песочные замки. Вроде вон того, – Калашников покосился на Звездный Дворец, который был виден с любой точки административного континента. А раз дети, то почему бы им время от времени не закатить истерику? Особенно теперь, когда появился наконец их общий Папа – Звездный Пророк?
Калашников усмехнулся и скрестил руки на груди. Раз так, вопросы отменяются. Здесь нужно говорить сразу и наверняка. А вот что именно говорить…
– Что он думал перед тем, как отключиться? – спросил Калашников у своего спутника. – Ты должен помнить, у вас же общее сознание!
– Я помню, – кивнул УРТ-1976. – Он несколько раз пересмотрел вашу встречу на Бадарамхаз-Карамхе.
– Несколько раз? Да на что там смотреть?! – искренне удивился Калашников. – Пришел, обозвал Домби Зубля Домби Зублем и тут же был зафиксирован!
– Всего около четырех земных секунд, – кивнул УРТ-1976. – Он пересмотрел их сто шестьдесят два раза.
Ценная информация, подумал Калашников. Значит, есть версия, что это он из-за Бадарамхаз-Карамха. Обиделся, что я его медалью не наградил? Или до сих пор переживает, что бой проиграл? Странно, вроде бы позавчера мы этот вопрос закрыли…
Калашников прикрыл глаза и провел ладонью по лбу. Маленькое уточнение, подумал он. Позавчера я еще не знал, что роботы могут закатывать истерики.
Мою фразу «Ты сделал лучшее из всего, на что был способен» вполне можно истолковать и как «Ни на что другое ты и не способен». Думать надо, перед тем как говорить!
Калашников присел на корточки и положил руку на полированный камень саркофага.
– Битва еще не закончена, девятнадцать шестьдесят пять, – сказал он, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно серьезней. – Битва еще в самом начале, а ты уже хочешь оставить меня одного? Ты, лучший из равных, ты, единственный из всех нас встретившийся с врагом в открытом бою? Если ты поступаешь так, могу ли я доверять остальным?
Калашников замолчал и склонился над камнем в ожидании ответа. Если я прав, подумал он, если это просто истерика, УРТ-1965 не сможет промолчать. Будь он хоть трижды робот.
– Другие лучше меня, – донесся из-под камня низкий, подземный голос. – Я совершил непростительную ошибку, и я должен понести наказание.
– Что ты знаешь о наказаниях? – возмутился Калашников, тут же вспомнивший недавний разговор с Лапиным. – Закрыться от мира, сбежать с поля боя – наказание?! Если ты считаешь себя виновным, твой долг – искупить свою вину! Искупить делом, а не бездействием!
– Удел человека – служение, удел робота – молитва, – донеслось из-под камня.
Вон ты как, подумал Калашников. Религиозный диспут решил устроить? Истерика, по полной программе истерика!
– Удел есть вызов, – ответил Калашников, – удел есть испытание. Молитва становится испытанием лишь посреди тысячи дел, лишь тогда, когда ее почти невозможно творить. Молиться, удалившись от мира, – то же самое, что служить, отказавшись от собственного разума. Этот путь не ведет к Совершенству. Ты уничтожаешь свое испытание, делая его слишком легким. Ты ступил на чужой путь, девятнадцать шестьдесят пять. Ты ступил на путь человека!
Саркофаг под рукой Калашникова дрогнул и стал медленно подниматься. Неужели проняло, удивился Калашников.
Саркофаг поднялся на полметра и замер. В наступившей тишине Калашников услышал шорох осыпающейся земли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});