Сергей Синякин - Партактив в Иудее

* праздничный пирог.

Иксус был грустен, почти меланхоличен. Выпуклыми печальными глазами он обводил стол, поглаживал бородку, то и дело останавливаясь взглядом на обоих Иудах, и загадочно говорил:

- Истинно говорю вам, один из едящих со мною нынче же предаст меня!

- Да что ты такое говоришь, равви?! - укоризненно сказал кариотянин. Никто тебя предавать не собирается.

- Ухо отрублю, ежели такой подлец сыщется! - мрачно пообещал плечистый и статный Кифа.

- Один из ныне едящих со мною предаст меня! - продолжал тосковать Иксус, испытующим взглядом сверля обоих Иуд.

- Блажит равви! - развязно сказал Иуда из Кариота, пожимая плечами и тайно делая красноречивый жест. - Мнительным стал, своим уже не доверяет!

В ногах у учителя уселся недоверчивый и все проверяющий эмпирическим путем Фома Дидим, мрачно сообщил, отщипывая виноградины от грозди:

- Там переодетых римлян полно, словно не в Гефсиманском саду сидим, а у Аппиевой дороги. К чему бы это?

- Может быть, у них свои гулянья, - заметил старший Иоанн, тот, который был из Воанергесов. - Ну, римляне, ну, оккупанты. Что ж им теперь, из-за этого и выпить в свободное время нельзя? В казармах небось начальство гоняет, вот и переоделись в цивилку, чтобы на природе, так сказать, вдали от чужих глаз вмазать. Глупо ведь разбавленным вином давиться. Ведь в жизни как все бывает. Закон обязывает, а душа требует своего.

- Дурость! - кратко подтвердил Фома, прикладываясь прямо к кувшину. - Вино портить - значит душу губить. Красные капли густо усеяли его черную бороду.

- И откуда только обычай такой глупый взялся? - сказал Фома.

- Из-за рабов, - авторитетно сказал Симон по прозвищу Кифа. Неразбавленное вино они рабам дают. Потому как если народ не поить, то обязательно бунты начнутся. А рабов-то у них ого-го сколько! Вот для себя нормального вина и не остается, приходится римлянам разбавленным пробавляться или вообще поску уксусную пить!

- Так пили бы хорошее сами, - усомнился Фома, выпятив задумчиво толстые крупные губы. - А рабам бы разбавленное давали.

Симон бросил на него короткий взгляд и хмыкнул.

- Вот тут-то самые бунты и начались бы, - сказал он. - Знаешь ли ты трезвый бунт, бессмысленный и беспощадный?

В середине стола поднялся Иксус. В руке он держал чащу свином.

- Слова! - послышались возгласы со всех сторон. - Скажи слово, Крест!

Иксус поднял чашу. Лицо его было бледно и меланхолично-спокойно. Рыжая бородка и рыжие же давно уже не стриженные волосы, соединенные с пронзительным взглядом, придавали проповеднику фанатичный вид. Отхлебнув из чаши, Иксус окинул взглядом присутствующих за столом. Устроившие стол сидели справа, допущенные к столу сидели слева от учителя.

- Товарищи! - сказал Иксус, оглядывая присутствующих за столом. - За отчетный период наша организация потрудилась неплохо. Созданы первички в Пергаме, Смирне, Эфесе, Филадельфии и ряде других городов. В ряды организации влились новые верующие в светлое будущее человечества. Многие наши товарищи зарекомендовали себя как пламенные трибуны, интернационалисты, добивающиеся подлинного равенства как в социальном, так и в политическом смысле этого, понимаешь, слова. Многие из вас помнят, каким к нам пришел Матфей. Неграмотный, забитый пастух, вот кем он был. А теперь это закаленный пропагандист, овладевший методами диалектики и материализма, и мы, я не боюсь вслух сказать это, направляем его на самые тяжелые участки идеологического фронта. А Левий Матвей? Ведь мытарь, пробы ставить некуда было, у ребенка последнее отберет и в закрома Ирода Агриппы снесет. А сейчас? Сейчас это грозный боец, на счету которого уже шесть мытарей и три беглых колона, что промышляли грабежом и разбоями в отношении бедных самаритян и других жителей многострадальных Иудеи и Галилеи.

Не могу не сказать доброго слова о Петре. Если дом начинается с фундамента, то Петр есть краеугольный камень нашего дома. Тронь его - и дом рухнет. Но нет, товарищи, той силы, которая могла бы пошевелить Петра. Если уж он в социальную справедливость и всеобщее равенство уверовал, то уверовал навсегда. И никаким ортодоксам эту его веру не поколебать. На крест он, конечно, не пойдет и отречется даже в случае нужды, а потребуют того обстоятельства, Петр и трижды отречется, но отречение это, товарищи, будет мнимым, чтобы усыпить бдительность нашего общего врага и с новым задором и рвением взяться за дело.

Он оглядел товарищей, сидящих под смоковницей.

- Иуда, - сказал он с некоторой печалью. - У нас их. как вы все видите, сразу двое. Один - боевой товарищ, второй - порченый, словно плод высохшей смоковницы. К сожалению, кто из них есть кто, рассудит время.

- Да ладно тебе, равви, - сказал кариотянин, приближаясь к Иксусу с чашей. - Что ты заладил свое - порченый... предаст... Дай я тебя поцелую!

Иуда обнял проповедника и неловко ткнулся ему в ухо сухими губами.

- Эх, равви, - пробормотал он негромко. - Нет среди нас виноватых, жизнь просто такая сволочная!

Проповедник все понял. Он сразу обмяк и покорно, словно теленок, которого ведут на бойню, уставился на набегающих врагов. Первым к нему подскочил раб первосвященника Малх, больно схватил проповедника за локоть, но тут же взвыл от боли - стоявший рядом Симон ловко отхватил ему ухо мечом.

- Петя, - печально и укоризненно покачал головой Крест. - Раб-то в чем виноват? Забыл, чьи интересы мы должны защищать? Вспомни, что я тебе о классовой борьбе рассказывал!

Малх, держась левой рукой за голову, прыгал вокруг Иксуса и причитал:

- Сотвори чудо, равви! Сотвори чудо!

- Пусть сотворит чудо тот, кому ты неправедно служишь, - хмуро заметил Иксус. - Беги к нему в дом, может, книжник заставит прирасти к глупой голове отрубленное ухо?

Малх понял, что чудес не будет, и, как всякий обиженный, немедленно возжелал мести:

- Хватайте его! Се царь Иудейский!

Иксуса окружили переодетые римляне. Многие на ходу доставали из-под плащей короткие испанские мечи. Симон прикинул силы и незаметно сбросил свой меч в лавровые заросли.

- Не надо только руки ломать, - сказал с достоинством Иксус. - Ведь не слуги Сауловы, не из mentowki, чтобы на невинного человека набрасываться. Скажите, куда идти, - сам отдамся в руки неправедного вашего закона!

Дюжий бритый детина в мятой хламиде - по облику видно, что римский легионер, на оккупированной территории таких сытых жителей не бывает подозрительно спросил у Симона, уже выкинувшего меч:

- Не ты ли слуга царю Иудейскому?

Симон смалодушничал.

- Знать его не знаю. Гуляя по саду, столкнулся я с этой подозрительной компанией.

Иксус сплюнул.

- Верно я говорил - не пропоет петух, а ты уже трижды предашь меня! Эх, Петр!