Александр Казанцев - Том 2. Сильнее времени

– Единственная партия с ним сыграна вами, – обратился я к гроссмейстеру. – Посмотрим ее. Может быть, присутствующие на самом деле решат, что против вас играло существо с неземными способностями.

– Покажите нам эту партию, – попросили все, даже не знающие шахмат.

Гроссмейстер молча расставил на доске позицию(20).

– Я не буду рассказывать, как я дошел до жизни такой. Я стремился «наказать» смельчака, поднявшего на меня руку. Я намеренно шел на необычную позицию. В результате мне удалось поставить ферзя на d1 и получить материальный перевес. Во всяком случае, я полагал, что ничья у меня в кармане. Марсианин играл белыми и сделал активный ход пешкой: 1. е7. Я ввел в бой коня: 1… КаЗ+ 2. Крb6. Очень тонкий ход. Как показывает анализ, все остальные отступления короля хуже. Мне оставалось только шаховать конем – 2… Кс4+. Увы, не помогло бы 2… Фа4? 3. Kd5! Кс4+ 20 4. Крс7, и грозит 5. Л: Ь4. 3. Крс5 Фа4. В этом положении, к моему удивлению, марсианин решил отдать, проходную пешку, казалось бы, единственную свою надежду! 4. Л: Ь4!(21). Ладья стала в глубокую засаду против моего короля, который отделен от нее целыми тремя фигурами. Одновременно как бы взводится пружина задуманного марсианином механизма. Мне ничего не оставалось, как взять опасную пешку. 4…. Фа7+ 5. Кр: с4 Ф: е7(22). И вот здесь-то марсианин и спустил взведенную пружину, обрушив на меня целый фейерверк жертв: 6. Kg6+ fg7. Cf6+ Ф: f6. Марсианин свеобразно демонстрирует торжество мысли. На моей стороне сила, но, увы, смотрите, как она оборачивается против меня же! 8. Kpd5+(23). Я бы мог попробовать 8. Cf4? отдавая ферзя и слона за ладью, но получал безнадежный пешечный эндшпиль. Это был бы «серый проигрыш», недостойный моего противника. Честно сказать, видя все последующее, я не считал себя вправе помешать ему довести замысел до конца.

– Мы всегда считали вас, гроссмейстер, художником шахмат, – заметил старший из шахматистов.

– Польщен, – сказал гроссмейстер и стал продолжать рассказ: – 8… Kpg5 9. h4+ Kpf5. И теперь следуют уже неизбежные удары, утверждающие торжество дальнего расчета: 10. g4+ hg 11. Лf4+, – конечно, не 11. е4+? с выигрышем ферзя, но не партии. Марсианин сыграл точно, как задумал! 11. C:f4 12. е4 мат(24)!

– Это надо же! Две пешечки против целой армии во главе с черным ферзем! – восхищался старший шахматист.

– Красота – это неожиданность парадокса. Я вам всегда это говорил! – отозвался молодой усач.

– Да, в этой партии я получил мат, которым горжусь, – продолжал гроссмейстер. – Финальное положение говорит само за себя. Эту проигранную партию я включу в сборник своих партий.

– Может быть, я не слишком много понимаю в шахматах, – сказала девушка, – но мне хочется думать, что он все-таки действительно был марсианином. А где он? Помогла ему шахматная партия?

– Он больше не появлялся и другие партии играть с гроссмейстером отказался.

– Вам надо будет опубликовать, как оно было, – посоветовал старший шахматист.

– Не знаю, не знаю, – замотал головой полковник. – Удивительно!

– Я сделал одну попытку, – ответил я. – Послал позицию из этой марсианской партии на всемирную олимпиаду по шахматам. И там ее автору, то есть, по существу говоря, марсианину, была присуждена золотая олимпийская медаль. Я храню ее до нашей с ним будущей встречи.

– Сейчас опять полетели к Марсу наши корабли. Он явится, непременно явится, – увлеченно сказал молодой шахматист.

Матч антимиров

Знаменитый шахматист является артистом, ученым, инженером и, наконец, командующим и победителем.

– Хотели бы вы сыграть партию с Полом Мор-фи? – спросил я нашего прославленного гроссмейстера.

Он удивленно посмотрел на меня:

– Посылать ходы на сто с лишним лет назад и получить ответы из прошлого? Бред!

– А если серьезно?

– Машина времени? Знаю я вас, фантастов! Четырехмерный континуум «Пространство – Время»… Это понятие ввел Минковский для математического оформления теории Эйнштейна. Но ведь время-то там нельзя измерять так же, как расстояния! Знаем!

– И все же… Сыграть с самим Морфи? Рискнули бы? – искушал я.

Гроссмейстер был задет за живое.

– О каком риске может идти речь? Теоретически я готов, но…

И я рассказал тогда гроссмейстеру, что в день, когда к нам в Центральный Дом литераторов приехал известный польский фантаст Станислав Лем, там была встреча с телепатами. Думая доставить польскому гостю удовольствие, я пригласил его послушать парапсихологов: ведь фантаста должно интересовать все, что не укладывается в рамки известного.

Станислав Лем прекрасно говорит по-русски и даже охотно поет наши песни, в чем я убедился, отвозя его вечером после встречи. Так что ему не представило труда слушать докладчика. Я украдкой поглядывал на Лема и видел, как тот саркастически улыбался или хмурился, когда докладчик, оперируя очень умными научными терминами, вспоминая даже нейтрино, доказывал, что есть полная возможность проникать телепатическим чувством сквозь любые преграды. И, оказывается, не только через тысячи километров, но и во Времени – в прошлое, в будущее. Здесь мы с Лемом многозначительно переглянулись.

Но парапсихолог нимало не был смущен скептицизмом, который по всем законам телепатии должен был ощутить. Он говорил о модных гипотезах существования антимиров. Его надо было понимать в том смысле, что наш ощутимый мир соседствует в каком-то высшем измерении с другими мирами, представляющими собой тот же наш мир, но смещенный во времени. Образно это можно вообразить себе в виде колоды карт, где каждая карта отражала бы наш трехмерный мир в какой-то момент времени. Вся же колода якобы сдвинута так, что карты, лежащие сверху, находятся уже в завтрашнем дне и дальше, а карта, покоящаяся в колоде под нашей, «сиюминутной», картой, – это прожитый нами вчерашний день. И таких слоев времени несчетное множество. Ясновидение же и прочие виды гадания, столь распространенные в прошлом, а за рубежом и сейчас, – это якобы не что иное, как способность проникать «высшим взором» из нашей карты в соседнюю.

После доклада мы с Лемом вдоволь посмеялись над «научным обоснованием» хиромантии.

Лем, человек невысокого роста, подвижный, умный, острый на язык, веселый, улыбаясь, сказал, что на этом докладе не хватало еще одного фантаста – Герберта Уэллса. Ему, придумавшему «машину времени», но не придавшему ей никакого реального значения, любопытно было бы услышать, будто перемещение во времени возможно в любую сторону…