Песах Амнуэль - Монастырь

- Я приготовлю стейки, - сказала Дженни, - а ты пока посмотри телевизор.

Обычная фраза, так всегда начинались их вечера - и заканчивались всегда одинаково. Сегодня все может пойти иначе. Если Дженни скажет "да"... Она, конечно, так и скажет, какие могут быть сомнения? Тогда они откроют бутылку шампанского, оставшуюся еще с прошлого Рождества, и отправятся в постель, не дожидаясь окончания передачи "Вечер с Риччи Карпани", которую Дженни обычно смотрит перед сном - и действительно, Натаниэль сам убедился, после тупых шуток этого клоуна спится особенно сладко, и сны снятся такие... ну, какие-то интересные, снов Натаниэль не запоминал, только ощущения.

И всего этого может не быть, если именно сейчас темная энергия разорвет, наконец, ткань пространства-времени, и они с Дженни исчезнут, станут физическим вакуумом. По закону подлости так вполне может случиться.

Не говорить Дженни об этом? Лучше умереть в неведении, чем жить в ожидании конца?

Но если быть честным...

Он так и не включил телевизор, сидел перед темным экраном и разглядывал линии и круги на обоях - причудливый узор, всегда помогавший ему сосредотачиваться на нужной мысли, хорошее средство при медитации.

- Нат, - крикнула из кухни Дженни, - иди ужинать!

В ее голосе звучало напряжение, или ему это показалось? Конечно, она все время думала о его словах - что он хотел ей сказать? То, на что она рассчитывала? Или "важный разговор" - это, как часто бывало, рассказ о его новой теории или о семинаре, на котором он выступил?

Он прошел в кухню - здесь все было особенным, Натаниэлю всегда казалось, что он входит не в другую комнату той же квартиры, а в иной мир, иную ветвь мироздания, где и сам в очередной раз становится другим. Это был мир Дженни - особые запахи, присущие только этой кухне, особая мебель, сделанная на заказ в маленькой мастерской на Сто восьмой улице. И посуда была особенной, тщательно отобранной на протяжении десятка лет. После того, как Дженни переехала из Финикса в Нью-Йорк и стала работать в Центре дизайна у самого Альфреда Барстена, она каждый предмет, который приносила в свою квартиру, соотносила с какими-то своими внутренними представлениями о гармонии, своей внутренней жизненной структурой, не всегда Натаниэлю понятной.

- Господи, как хорошо, - сказал он, опускаясь на табурет, купленный на ярмарке, организованной по случаю то ли Дня благодарения, то ли Дня всех святых. Табурет выглядел простым - четыре ножки и сидение, - но почему-то, сидя на нем, Натаниэль ощущал покой, не нужно было никаких медитаций: садишься и проваливаешься в нирвану, а если еще Дженни ставит перед тобой тарелку с прожаренным, с изумительной подливкой, мясом, которое она только что сняла с огня...

- Почему ты называешь это стейками? - спросил он. - Стейки в моем понимании...

- Да, - улыбнулась Дженни, сев рядом, так, что ее нога легко коснулась его колена. - По-твоему, стейк - это полуфабрикат? Я могу прочесть тебе лекцию о том, что такое настоящий стейк.

- Не надо лекций! - воскликнул Натаниэль и, наклонившись, поцеловал Дженни в щеку. - Я вижу перед собой настоящий стейк и намерен его уничтожить. И еще я...

Он на мгновение запнулся, подумав о том, следует ли начать разговор сейчас или лучше подождать, пока ужин закончится и они перейдут в гостиную, где на журнальный столик Дженни поставит чашечки из кофейного сервиза...

- Да? - спросила она, подняв на Натаниэля взгляд, в котором он, если бы умел читать в чужих душах, смог бы уже сейчас разглядеть ответ на еще не заданный вопрос.

- И еще, - пробормотал он, отправляя в рот маленький кусочек мяса, облитого соусом, это тоже было частью ставшего привычным ритуала: первый кусок должен быть маленьким, как и первая ложка, если Дженни готовила суп, - нужно распробовать, прочувствовать аромат, войти в еду, как входишь в сад...

- И еще, - сказал он, нарушая заведенный порядок, - я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. То есть, это мое желание, да, но без твоего оно всего лишь... я хочу сказать, что тут решают двое, а ты еще не знаешь всех обстоятельств и потому не можешь пока сказать точно...

- Я могу сказать совершенно точно, Натаниэль Мечник, - произнесла Дженни, положив вилку и отодвинув тарелку, - что намерена выйти за тебя, даже если ты не закончишь свое предложение, потому что не знаешь, после какого слова поставить точку.

- Обстоятельства...

- Мне надоело зависеть от обстоятельств.

- Ты не понимаешь!

- Я все понимаю. Ты привык к определенному образу жизни и не хочешь вылезать из своей скорлупы. Ты боишься, что я начну наводить свои порядки в твоем...

- Этого я не боюсь! - воскликнул Натаниэль. - Наоборот, я... Подожди, дай мне сказать. Понимаешь, Дженни, обстоятельства таковы, что наш мир... все это: ты, я, Земля, Солнце, звезды, галактики... в общем, все мироздание прямо сейчас, в эту секунду, а может, завтра или через неделю, но очень скоро... обратится в ничто, перестанет существовать в пространстве-времени, и нас не будет, мы исчезнем, именно исчезнем, потому что плотность темной энергии в точности равна критической и...

- Не надо так волноваться, - спокойно сказала Дженни, придвинулась к Натаниэлю и положила голову ему на плечо. - Мы вместе, верно? Я сказала "да", и теперь мы вместе, сколько бы нам ни осталось.

- Резонанс, - пробормотал Натаниэль.

- Что?.. Да, наверно. Съешь стейк и хотя бы сегодня не думай о своих теориях.

- Мир может исчезнуть сейчас...

- Не может, - уверенно сказала Дженни. - Пока мы вместе, ничто никуда не исчезнет. Послушай, Нат, я тебя не понимаю: ты всегда говорил, что невозможно точно определить всякие там астрономические числа, да? Я правильно запомнила? Когда говорят, что до звезды сколько-то световых лет, то на самом деле может быть вдвое больше или меньше. Если мироздание должно исчезнуть, то почему сегодня, а не через тысячу веков? Нам с тобой и одного века хватит, так что ешь мясо и...

Конечно, он говорил ей все это. Она запомнила, молодец, бьет его же оружием.

- Я сумел ввести в уравнения... неважно, долго рассказывать. Нет, уравнения ни при чем. Я просто знаю, понимаешь? Это внутреннее ощущение. С тобой бывает такое: никто тебе не говорит, но ты точно знаешь, что именно этот предмет тебе нужен. Табурет, на котором я сижу - ты сама говорила, что посмотрела на него и поняла: да.

- Да, - сказала Дженни, теснее прижимаясь к Натаниэлю. - Два года назад в магазине Батлера я посмотрела па парня, выбиравшего диск, и поняла: да. Я подумала, что сейчас он поднимет взгляд... посмотрит... и подойдет ко мне, чтобы сказать: "Простите, мы с вами знакомы?". Ты поднял взгляд, посмотрел на меня удивленно, подошел и сказал: "Простите, мы знакомы?".

- Вот, - сказал Натаниэль. - Ты знаешь, что тебе нужно в жизни. Просто знаешь. А я с некоторых пор просто знаю, что происходит с мирозданием. Не спрашивай - откуда. Это внутреннее ощущение, оно тебе знакомо. Уверенность. Раньше я пытался описать мир уравнениями, а с некоторых пор пишу уравнения, зная решение. Все наоборот. Будто весь этот мир... как тебе объяснить, если я и сам не могу понять... Ощущение, будто весь мир, Вселенная - это часть меня, я ощущаю далекие галактики так, как чувствую сердце или ногу, понимаешь? Я не сошел с ума...