Майкл Фостер - Воины Рассвета

В ресторане они заказали еду, взяли три кружки пива и уселись за столик. На планету спускался вечер, и они сидели и ели, изредка наполняя свои кружки. От мяса осталось уже совсем немного, когда Хан заметил в углу чью-то фигуру. Он посмотрел сквозь пыль и сгущавшуюся темноту. Это была Лизендир.

Он вскочил, торопливо извинился и бросился к ней. Она была совсем не в себе и не видела Хана, пока тот не подошел совсем близко. Хан видел, что она измучена, истощена, и руки свои держала она как-то странно, как будто в ладонях у нее были горячие угли или сверхнежные цветы. Не обращая внимания ни на кого, Хан тронул ее за плечо и раскрыл объятия. Она упала в руки Хана, спрятала голову на его груди и прижималась к нему, как дитя. Наконец она отпустила его и выпрямилась. Глаза ее были красными, но слез в них не было. Разговаривать сейчас они не стали.

Хан повел ее к столу, где для девушки немедленно приготовили место и блюдо с жареным мясом. Пока она ела, Хан представил ее. Ела Лизендир очень медленно и осторожно, но к концу вечера перед ней стояли три пустых тарелки из-под мяса, две из-под овощей и три пустые кружки пива. Она почти не говорила, лишь изредка кивая в ответ на отдельные замечания. Она удивленно поднимала брови, слыша, как Хан бегло говорит на синглспиче.

Наконец с пищей было покончено. Все четверо немного поговорили, а затем Дарденглир и Бразингиль отправились спать, сказав, что им нужно завтра рано отправляться в дорогу. Хан и Лизендир остались одни. Она сидела тихо, глядя в никуда, погруженная в свои мысли. Глаза ее затуманились и затем закрылись. Она откинулась на спинку грубого кресла. Хан оплатил счет, поднял ее и понес в комнату. Девушка была легка, как перышко.

Она проспала три дня. Спала она очень глубоко, и только по ее дыханию можно было сказать, что она еще жива. Пока она спала, Хан промыл и смазал ее раны и царапины. Помогал ему в этом аптекарь, живший в соседнем доме. Постепенно краска вернулась на ее кожу, а мышцы стали более упругими. К вечеру третьего дня она проснулась.

Долго она ничего не говорила и лишь смотрела в окно, выходящее на площадь, где располагался базар и где торговали люди и леры. Она видела перед собой сцену, которой по меньшей мере десять тысяч лет. Наконец она заговорила.

— Ты, наверное, сам понял, что я проиграла, и это стоило нам корабля.

— Сказать по правде, меня больше беспокоило твое состояние, а не корабль.

— Ты очень добр. Но, увы, корабля у нас нет. Но он вернется сюда. Нас могут взять в плен, а если не найдут, то мы навсегда останемся здесь. Кроме того, я теперь калека.

Она вытянула руки вперед. Кисти ее распухли, и Хан ощутил, как в нем шевельнулась острая жалость — обе кисти ее были сломаны.

— Да. Вот так.

После этого она снова надолго замолчала. Но постепенно она начала говорить, и Хан узнал, что же произошло.

После того, как Хан улетел, она начала охотиться за Хатингаром, стараясь поймать его в ловушку. И это ей удалось. Она даже обезоружила его, но не воспользовалась пистолетом. А затем Хатингар застал ее врасплох И сломал ей кисти. Нечеловеческим усилием ей удалось вырваться от него. Но она знала, что теперь ей пришел конец. Она не сможет убить его. Поэтому при первой же возможности она покинула корабль с помощью спасательной гондолы. Хатингар не воспрепятствовал ей. Он понимал, что Лизендир не выживет.

Однако она выжила. Она приземлилась где-то на западе, в необитаемой дикой степи. Пищевые концентраты оказались для нее неподходящими. Или в пище было что-то лишнее, или чего-то не хватало. И она начала охотиться, хотя для нее, с ее сломанными кистями, это было трудным делом. Черви, корни, листья, плоды, мелкие животные — вот что было ее пищей. И, наконец, она добралась до одинокой деревушки, где услышала рассказ о потерпевшем крушение космопилоте, который некоторое время жил здесь. Она не стала ждать, а сразу отправилась в путь, идя напрямик, чтобы сократить расстояние. К тому времени, как она добралась до города, на уже полностью выдохлась. Ведь ей пришлось пройти по бездорожью почти полторы тысячи миль. Однако она прошла их и выдержала, несмотря на плохую пищу. Под конец она сказала:

— Больше я ничего не узнала. У Хатингара мне ничего не удалось выяснить. Я даже думаю, что это не настоящее его имя. Но мы проиграли. И нам нужно улетать с планеты, как только появится возможность. Люди знают, что мы оба живы, и когда Хатингар вернется сюда, он не оставит нас в покое. — Впервые Хан услышал от нее признание в поражении и страх.

Она приподняла простыни и посмотрела на свое обнаженное тело. Оно было чистым. Раны промыты и смазаны, некоторые уже совсем. затянулись, и остались только небольшие шрамы.

— Это ты сделал?

— Да. Тебе пришлось много перенести. Я думал, что лучше я позабочусь о тебе, чем кто-нибудь из посторонних. Я и сейчас плохо знаю твой народ, но все же гораздо лучше, чем тогда, когда мы встретились с тобой впервые.

Он говорил на ее языке и, запинаясь и спотыкаясь, рассказал ей все, что произошло с ним за время их разлуки. Наконец он закончил.

Она внимательно слушала и затем сказала:

— Да, ты многое узнал, многое понял. Хотя у тебя ужасный акцент, мне приятно слушать тебя.

Она протянула к нему руки, крепко обняла его. Хан был смущен таким внезапным всплеском эмоций у Лизендир. Это было нетипично для нее. Видимо, долгие лишения вконец ослабили ее волю и умение владеть собой.

Она поняла, о чем думает Хан.

— Я была одна, абсолютно одна. Никогда раньше я не была так одинока. У меня перед глазами всплывали воспоминания. Старые друзья, старые любимые. Ты. И вот я нашла тебя. И теперь ты не просто человек, ты говоришь на моем языке, ты лечишь меня, моешь мое тело. Теперь нам осталось только вместе лечь в постель, и тогда ты станешь самым близким для меня, и я даже смогу назвать тебе свое имя, которое знают только мои самые близкие друзья.

Он позволил ей выговориться, и она постепенно снова погрузилась в размышления. Хан поднялся, покопался в гардеробе и нашел одежду, которую купил для Лизендир. Одежда была украшена вышитыми цветами и листьями.

— Я знаю, что это не твой стиль, Лизендир, но я решил, что эта одежда не привлечет ничьего внимания, когда мы отправимся в путь. Может быть, тебя примут за местную. Впрочем, такая пара, как мы с тобой, не может не привлечь к себе внимания.

Она откинула голову, расхохоталась. Затем резко замолчала. Она снова стала сама собой, приобрела уверенность.

— Так что мы будем делать?

— Я знаю, что вероятность появления корабля здесь чрезвычайно мала. Вряд ли мы сможем покинуть Чалседон в обозримом будущем. Наш "Палленбер" был первым кораблем, прилетевшим сюда после Ефрема. Чалседон слишком далек от грузовых линий. Но нам все равно не остается ничего другого, как дожидаться корабля.