Виктор Козько - Прохожий

Но мы не согрешили. Мне было стыдно перед котом. Ну и что из того, что пустил он мне кровь. Не знал же, что творит, от чистой же души и в приступе великой искренности. Сколько этой крови мы сами сознательно пускаем. Но хорошие намерения по заслугам должны быть оценены и поддержаны.

И мы отметили. Дали коту причаститься. Он, правда, из стакана пить не мог. Усы мешали. Известное дело, неук, не обучен. Никто его в лесу не наставил, как по-человечески брать двумя лапами, поднимать и опрокидывать стакан. И за нашим столом он хоть и обходился как-то, но по-своему. Исправно обмакивал лапу в стакан и облизывал, обсасывал ее. Что же, водку можно и так пить, была бы только. А вот закусывал он исключительно только хлебом. Мы ели сало с луком, то есть с цыбулей, а он - пустой черный хлеб. Удивительный, невероятный кот, в самом деле вегетарианец. А может, такой уж мудрый, предсказывал нам наше будущее: пить будем, но закусывать придется рукавом.

В конце застолья кот исчез, будто сквозь землю провалился. Напрасно я искал его в хате, заглядывал и кричал в каждый угол, в печь, в трубу и подпечье:

- Михля, Михля, иди к нам! У нас еще осталось.

Его нигде не было.

Старый плотник уже спал, пристроив на тарелке голову среди стрелок зеленого лука.

Такое случалось с ним каждый раз, когда он перебирал лишнего. Я не ждал от него никаких слов, тем более сочувствия. Марка, как и кота, кажется, в хате не было. Одна только тень, оболочка человека. Но эта тень заговорила со мной сама. И так, словно Марка все время слышал, следил за мной, хотя и сказал только два слова:

- Он вернется.

VI

Идет комета на Землю. Небесное наказание, покаранье Земли. Идет комета, нагруженная добром и злом, ненавистью и любовью. Возмездием. Земле поровну отпущено того и другого, добра и зла, столько, сколько она может принять, чтобы двигаться во Вселенной. Но людей становится все больше. Любви все меньше. Излишек ненависти на Земле. И наречено ей небесами самоуничтожиться. Приближается комета, груженная возмездием. Добро на Земле расплескалось, растеклось по могилам. Ненависть хоронит любовь. Добро отпускается людям по карточкам, по разнарядке, по закрытым распределителям, и потому оно уже плодит и множит среди людей зло и ненависть. Человек возомнил себя Богом и начал делить, как хлеб, добро и зло, отмерять и отпускать избранным, поставил милосердие на поток. Добром можно поиграть в карты, выиграть, заложить в ломбард. И за все это грядет наказание. И падают уже люди. Первыми старики и дети. Только-только успев подать голос, сказать миру "добрый день". Раньше детей нам приносил белый аист в крахмальной простыне с кружевами и розовым бантиком посредине. Сейчас у аистов нету времени заниматься этим богоугодным делом. Аисты заняты. Они грабят в лесу гнезда малиновок и поедают их птенцов. Это куда легче, чем бродить по болотам и выискивать лягушек. Да и лягушки перевелись, пересохли болота. Если где-то осталась на всю деревню одна лягушка - счастливая та деревня. Есть кому предсказать и отпраздновать весну. Голосят по лесу вороватые сороки. Печально кукует кукушка - нет надежного гнезда, в которое можно подбросить свое яичко. Плачет в поле старый и слепой трехсотлетний ворон. Кличет беду или оберегает от нее.

А еще раньше детей находили в капусте с соской во рту. Это чтобы тихо вели себя, не распугивали белых и радужных бабочек, что поют детям в капусте колыбельную, забавляют их, пророчат долгую и светлую жизнь. Капуста все еще растет по нашим огородам, не перевелись и мотыльки. Но самих детей все чаще находят на мусорниках. Порвалась пуповина меж детьми и родителями. И торопятся отойти в мир иной родители, чтобы не видеть этого. Чтобы не слышать и не видеть того, что творится на свете. И радуются, когда настигает их время ухода, а нет - то и ускоряют его. Та же петелька на шею - и бывайте здоровы, живите богато.

Идет, идет комета на Землю, надвигается черной тучей новая черная звезда Полынь. На медянок, что спрятались от меня и сохранились, на тихих барсуков, которых не смог отловить человек, извести на сало. И старый одинокий барсук, как тот седой ворон в чистом поле, плачет в своей хате в недрах заповедного леса. А может, с того уже света плачет по тому, что было и что еще будет. Плачет о том, кого уже не будет. Плачут по весне березы, срубленные еще зимой. Березовые пни плачут. Пускает слезу, оплывает смолой старая хвоя.

Идет, идет комета на Землю. Млеют, теряют сознание от солнечных объятий кроваво-красные земляничные и брусничные поляны. И спеет на тех земляничниках и брусничниках отравная красная ягода, одна в одну, отборная, буйная и сочная. Но зверь обходит их стороной, птица пролетает мимо. Не удержится, нагнется, сорвет человек - упадет и не поднимется. Ягода та за колючей проволокой - как лагерник в зоне. И десять лет уже не ступала там нога человека. Это драконовы ягоды. Десять лет назад дракон наслал сюда звезду Полынь, чтобы она растила их и сторожила. Звезда Полынь - это было предвестие кометы, предвестье дракона. Сегодня он соберет здесь хороший урожай, наестся и напьется вдоволь людской крови. Стоят в ожидании его там с забитыми крест-накрест и просто разбитыми, разверстыми проемами окон и

наливаются в садах яблоки и груши. Приходи, дракон, приходи. И он идет.

По ночам я иной раз открываю настежь двери своей новой хаты. Сажусь на пороге, смотрю на звездное небо и слушаю себя, свои годы и судьбу, время, потраченное на борьбу с ними, то, на что ушла моя жизнь. Ко мне из избы выходит рыжий мой лобастый коток Михля, трется у ног, просится на колени. Живя рядом со мной, он не выпускает уже, как раньше, когти, хотя, надо сказать, не всегда это получается. Нет-нет да и охватит его такая радость жизни, что, каким бы понятливым он ни был сейчас, не выдерживает, полной мерой одаривает, обжигает тем кошачьим восторгом счастья и меня.

Я больше не выговариваю ему, потому что и сам, глядя на небо, окутан печалью и равнодушием вечных звезд. Где-то там, среди звезд, не только комета, но и хлопчик Михлюй, его избытая мною тень. Есть и еще одна, бегущая, пробежавшая уже давно тень. Врут, когда говорят, что тень бесцветна. Мои тени разноцветные. Все они - это радуга на голубом шатре неба, радуга после теплого дождика летом. Радуга по всему небу, от края и до края земли.

Я знаю одно, прохаживаясь себе по той радуге. Это моя дорога, мой шлях небесный к земле. И одновременно мой путь в небеса. Пойду по зеленому, успокоюсь и выйду где-то в зеленом лесу, который не знает ни мороза, ни зимы. Голубой ведет меня к воде. Если это речка-невеличка, поплыву по ней рыбой-плотвицей, попаду в море-океан синий, стану китом. Потому что и киты бывают голубыми, а еще кит способен сам для себя сотворить радугу. Ему нравится радужный зонтик над его покатистой головой. Зонтик из капели, брызг и струй воды. Как я, как и все дети, влюблен в свой радужный зонтик и кит. Солнышко не печет голову, солоноватая прохлада снимает боль, лечит раны. Хорошо и киту и мне жить под зонтиком.