Октавия Батлер - Дикое племя

— Ты сын моей дочери, — сказала она. — Я не причиню тебе вреда.

Теперь он успокоился, и она решила отпустить его. Однако в целях безопасности юноши она постаралась встать между ним и дверью.

— Так ты хочешь, чтобы я стала такой же, как была? — спросила она его.

— Да, — шепотом ответил он.

И она вновь стала старухой. Ей очень легко удавалось вернуть этот хорошо знакомый облик. Ведь она столько лет жила в нем.

— Вот теперь это ты, — с удивлением проговорил Окойя.

Она улыбнулась.

— Ты узнаешь? Так почему ты должен пугаться старой женщины?

К ее удивлению, он только рассмеялся.

— Для старухи у тебя всегда было слишком много зубов, и еще эти необычные глаза. Люди говорили, что сквозь них смотрит сам бог.

— Так что же ты думаешь?

Он оглядел ее с огромным любопытством, даже обошел кругом, чтобы рассмотреть получше.

— Я вообще ничего не думаю. Но почему ты здесь? Как ты стала рабыней этого Доро?

— Я вовсе не его рабыня.

— Я вообще не понимаю, каким образом кто-то может удерживать тебя в рабстве. Тогда кто же ты?

— Его жена.

Юноша потерял дар речи и уставился на ее обвисшую грудь.

— На самом деле, Окойя, я не такая старая и сморщенная женщина, какой представляюсь сейчас. Я решила стать такой, когда умер мой последний муж, отец твоей матери. Тогда я подумала, что у меня было достаточно мужей и более чем достаточно детей. Я гораздо старше, чем ты можешь себе представить. Я хотела отдохнуть. И вот когда я после стольких лет отдыхала, поселившись в одиночестве и выдавая себя за предсказательницу, Доро отыскал меня. Сам он так же необычен, как и я. И он хочет, чтобы я была его женой.

— Но он не просто необычен. Он нечто совсем иное, чем мужчина!

— Однако ведь и я — нечто иное, а не просто обычная женщина.

— Но ты не такая, как он!

— Нет, но я воспринимаю его как своего мужа. Я хочу этого, хочу иметь мужчину, отличающегося от других мужчин — точно так же, как я сама отличаюсь от других женщин.

Если это и не было полной правдой, то большего Окойе все равно не следовало знать.

— Покажи мне… — Окойя сделал паузу, будто был не уверен в том, что именно он хотел сказать. — Покажи мне, какая ты есть.

Без дополнительных просьб она вернула себе свой привычный облик, сбросила возраст и вновь превратилась в двадцатилетнюю женщину. Когда-то в двадцать лет она ощутила в себе ужасную болезнь: до нее доносились чьи-то голоса, она чувствовала боль то в одной, то в другой части своего тела, и даже иногда вскрикивала или бормотала что-то на чужих языках. Ее молодой муж боялся, что она может умереть. И хотя в семье мужа не любили ее за то, что у нее не было детей в течение почти пяти лет после свадьбы, муж яростно защищал ее и не хотел с ней расставаться. Он повсюду искал помощь для нее, без счета занимал деньги и раздавал их знахарям и предсказателям, приносил в жертву ценных животных. Кажется, ни один мужчина не заботился бы о ней так, как он. И оказалось, что его усилия не были напрасны. Ее тело освободилось от болезней, ее чувства восстановились, но при этом она ощущала в себе большие внутренние перемены. Она получила контроль над собственным телом — это было далеко за пределами того, что могли делать обычные люди. Она могла управлять всем, что находилось внутри нее, изменять все что пожелает. В конце концов она показала себя достойной своего мужа и собственного женского начала: она забеременела. Потом она родила своему мужу одного за другим десять крепких детей. За все последующие столетия у нее не было столько ни от одного мужчины.

Когда она заметила, что годы не оставляют следа на ее теле, она научилась старить его, как старилось тело ее мужа. Она очень быстро узнала, как плохо быть непохожей на других. Ее отличие от окружающих людей вызывало зависть, страх, подозрения и обвинения в колдовстве. Но пока был жив ее первый муж, она никогда полностью не отказывалась от своей красоты. И нередко по ночам, когда он приходил к ней, она позволяла своему телу возвращаться к прежнему молодому облику. Возвращение в привычный облик происходило у нее очень легко и естественно. Таким образом, ее муж имел молодую жену на протяжении всей собственной жизни. И вот теперь Окойя получил собственную бабку, которая казалась моложе его самого.

— Ннечи? — с сомнением произнес юноша. — Мать моей матери?

— Успокойся, — сказала Энинву. — Так я выгляжу, когда ничем не занята, или когда собираюсь в очередной раз замуж.

— Да… но… ведь ты стара.

— Годы не трогают меня.

— Они не трогают и его… Твоего нового мужа?

— И его.

Окойя лишь покачал головой.

— Я не должен находиться здесь. Я всего лишь человек. Что тебе до меня?

— Теперь ты принадлежишь Доро. Он скажет, что с тобой будет, но это не должно тебя беспокоить. Он хочет, чтобы я стала его женой. И он не причинит тебе никакого вреда.

Вода очень пугала его.

Вскоре после того, как Энинву открылась ему, он заболел. У него начались головокружения, нестерпимо болела голова. Он жаловался на ощущение тошноты и говорил, что его вырвет, если он будет и дальше находиться в замкнутом пространстве тесной каюты.

Энинву вывела его на палубу, где воздух был свежий и прохладный. Но даже и там казалось, что плавные раскачивания корабля продолжают его беспокоить. Вскоре она сама начала ощущать подступающую болезнь. Едва почувствовав это, она попыталась определить, что же происходит с ней на самом деле. Она чувствовала сонливость, головокружение, на теле выступил холодный пот. Прикрыв глаза, пока Окойя мучился рвотой, она еще раз прошлась по своему организму и отыскала дисбаланс в глубинной области между ушами. Ощущение было как при слабом волнении, но она хорошо знала свое тело и без труда обнаруживала в нем самые мельчайшие изменения. Некоторое время она с интересом наблюдала за этими отклонениями, обнаружив, что если она не устранит их, то болезнь будет усиливаться. Ей пришлось бы, видимо, присоединиться к Окойе, наклонившись рядом с ним через поручни. Она решила этого не делать. Сфокусировав все свое внимание на внутренних органах слуха, она припоминала, какими они были, когда находились в равновесии. Работа памяти и корректировка внутреннего состояния происходили одновременно. Такой способности быстрого управления своим организмом она добилась большой практикой. Каждая трансформация в ее организме должна быть осознана ею и представлена визуально. Если случалось так, что Энинву заболевала или была ранена, то она не могла всего лишь пожелать, чтобы в одночасье все исправилось. Она могла умереть или быть убитой так же просто, как любой другой человек — если ее тело при этом оказалось бы повреждено настолько, что она не сможет достаточно быстро сообразить, что необходимо немедленно сделать для выздоровления. Именно поэтому она посвятила значительную часть своей жизни изучению болезней, различных патологических аномалий и типов ранений — всего, что могло с ней произойти. Зачастую она изучала это, испытывая их воздействие на себе в ослабленной форме, после чего медленно, болезненно, путем проб и ошибок приходила к пониманию того, что именно не так и каким образом следует проводить лечение. Поэтому когда враги приходили, чтобы убить ее, она гораздо больше знала о процессах выживания, чем они знали о процессе самого убийства.