Николай Романецкий - Полдень XXI век 2009 № 03

В пять раз толще той, которую в свое время умыкнула матушка у психиатра. Поэтому интервью я неизменно начинала издалека:

— Будьте любезны, вытащите из колоды любую карту. А теперь те, кто вытащил черную масть, могут покинуть кабинет.

Я обожала это вступление — после него отсеивалась добрая половина. Оставшейся половине предлагалось занять места за столом. Стол у меня был что надо: длиной во весь кабинет, так что, рассевшись по его сторонам, претенденты смотрелись двумя колоннами солдат, застывшими по команде «Смирно!» перед маршальской трибуной. Они ловили каждый мой жест и были готовы выполнить даже намек на приказ, но их маршал до поры до времени молчал. Их маршал звонил маме и ронял в трубку условную фразу:

— Рыба или мясо?

Под рыбой подразумевалась левая половина стола, под мясом — правая.

— Мясо, — я слышала в трубке, как бежит в раковину вода и шипят на сковородке котлеты.

— О’кей, — мама готовит мясо, значит, «рыба» вылетает.

— Я попрошу выйти из кабинета тех, кто сидит по левую сторону стола. До свидания. Руководство Космопорта № 12 будет счастливо видеть вас вновь в качестве кандидатов на новые вакансии.

Ну и так далее. Не буду утруждать вас подробностями, но суть сводилась к тому, чтобы сократить участников парада до двух человекоединиц, а потом кинуть монетку. Как я уже говорила, монета меня еще ни разу не подводила. За исключением того случая с развилкой, когда ее со мной не было, и дня, когда она, черт знает отчего, прилипла к пальцам. Я озадаченно повернула ладонь и задумалась, как можно расценивать такой выверт. То ли решка, так как именно она сейчас была повернута лицевой стороной, то ли орел, поскольку не прилипни рубль к пальцам, выпал бы как раз он. Я никогда не кидаю монету дважды — у меня тоже есть принципы. И потому, глядя на коварную мелочь, я запаниковала. Два кандидата на должность развозчика грузовых тележек — иммигранты планеты Г-728-054-В11, или, как их называют в просторечье, говнюки, смотрели на меня восьмью парами глаз, не мигая и уже не дыша. «О’кей, — подумала я. — Возьму наиболее многодетного, ему работа нужнее». Я протянула им по стандартному бланку анкеты и попросила:

— Напишите, пожалуйста, в графе «Семейное положение» количество имеющихся на вашем иждивении детей.

Оба говнюка синхронно подхватили клешнями ручки и вывели по цифре восемь. Я сглотнула первый соленый ком и набрала домашний номер. «Спрошу, один или два. Тот, который ближе к двери, будет номер один, а второй…» Напрасный труд — маман к телефону не подошла. Это уж вообще небывалое дело: ну, ладно монета к пальцам прилипла, но чтобы матушка свалила из дома, забыв передатчик… Метода, заботливо выстроенная нашими с ней обоюдными усилиями, рухнула в одночасье. Мир растерял все свои краски, и только красные лбы говнюков оставались яркими заплатками на его мучнисто-сером фоне. И эти красные лбы требовали моего решения. Молча, как приснопамятные голографии Шарик и Шарик. А я, затягивая с ответом, заставляла говнюков то пробежаться по коридору наперегонки, но подпрыгнуть на месте, то решить математические примеры, то измерить клешнями стол. Короче, перебрала все варианты, кроме «камень, ножницы, бумага», — заранее поняла, что их конечности могут выбросить только «ножницы». Я устала не меньше, чем от пяти часов полноценного рева. Таких сволочных кандидатов у меня еще никогда не было: они все делали одинаково и синхронно, выдавая идентичные результаты, словно всю жизнь тренировались проходить интервью у человека с диагнозом Гецера. Мы развлекались до того момента, когда стрелки сползли к последнему часу рабочего дня и у моей начальницы лопнуло терпение. Она выскочила из своего кабинета и набросилась на меня, как щенок на тряпку:

— Что вы себе позволяете, Колыванова! — Ах, да — фамилия моя Колыванова — будем знакомы до конца. Ой, только не надо ахать — как, та самая Колыванова?! Уверяю вас, не сделай я в тот день верный выбор, я как была генетической выбраковкой, так ею и осталась бы.

— Как что? — пролепетала я. — Интервью по отбору персонала на должность развозчика грузовых тележек.

— И как ваши успехи? Выбрали?

Начальству никогда не нельзя говорить нет, оно этого не любит. Поэтому я сказала то, что остается:

— Да. Обоих, — и, видя удивленно вздернутые брови начальницы, добавила: —Думаю, нам необходимо расширить эту должность до двух мест. Пусть один работает в дневную смену, а другой в ночную. А то ночью никто тележки не собирает…

— Вот как? — неизвестно чему обрадовалась начальница. — То есть вас, Колыванова, не устраивает утвержденное штатное расписание? То есть вы, Колыванова, считаете себя умнее начальства? Мило! Знаете, мне придется донести это до вышестоящего руководства. А вы пока идите, Колыванова, дорабатывайте.

Я вернулась на рабочее место, понимая, что быть ему уже завтра пусту. Говнюки, скорбно шевеля ложноусиками, приволоклись следом. Я посмотрела на них и подумала: ничего себе дела — и начальницу разозлила, и сама под увольнение попала, а что с ними делать, так и не придумала.

— Укажите в графе «Предполагаемая зарплата» сумму, на которую вы согласны работать, — решила, отброшу самого жадного.

Говнюки схватили ручки, вычерчивая на бумаге синхронные круги, написали одну и ту же цифру. К слову, вполовину меньшую указанной в штатном расписании. Все, я сдалась. И, как оказалось позже, сделала свой единственно правильный выбор в жизни.

— Сдайте мне ваши трудовые и по две голографии — вы приняты. Рабочий день шесть дней в неделю по девять часов. Обеденный перерыв — час. Начало в девять ноль-ноль.

Я расписалась в их книжках и оформила два пропуска, понимая, что подписываю собственный волчий билет. Решила еще, что сейчас реветь не буду, потерплю до дома. И тут один из говнюков сказал, трепетно прижимая к груди пропуск:

— Нас простить, госпожа Колыванова. Мы должен вам признаться.

— Ю-ю, признаться, — пристыженно заморгал восемью глазками второй. — Объяснять доступный вашему пониманию пример, мы батарейка.

— Он минус, я плюс. Вместе — генерация событий. Госпожа Колыванова не выбирать, мы управлять событиями.

— Ю-ю, как нам выгодно. Только я плюс, он минус. Вместе батарейка. Потому монета прилипать, а мама телефон забывать.

Туг я не выдержала и выругалась:

— Вот свиньи! Сказали бы сразу, что все за меня уже решили, я бы и не мучилась!

— Не все, госпожа Колыванова, — защелкали они хитином. — Госпожа мочь выкинуть обоих. Но она добрая, она не выкинуть. Она обоих взять и дать нам пропуск в жизнь на эта планета.