Эллис Питерс - Выкуп за мертвеца (Хроники брата Кадфаэля - 9)

Эйнон аб Итель был высоким мускулистым человеком сорока с лишним лет густые каштановые волосы, борода и длинные усы. Судя по его одежде и дорогой упряжи прекрасного коня, человек он был богатый и влиятельный. Элиуд спешился, принял поводья у своего командира и отвел коня в сторону. Хью Берингар подошел поздороваться со вновь прибывшими, за ним с радушным видом последовал исполненный достоинства аббат Радульфус. Эйнона и его старших офицеров ожидала неторопливая и церемонная трапеза, на которой должны были присутствовать леди Прескот, ее падчерица и сам Хью. Таков порядок, когда две стороны встречаются для достижения соглашения. Однако больше всего хлопот выпало на долю брата Эдмунда и его помощников.

Носилки отвязали и сразу же унесли в келью, специально подготовленную для больного. Эдмунд закрыл дверь, не впустив даже леди Прескот, которую, к счастью, задержал обмен любезностями. Надо было сначала раскутать и уложить Прескота и составить хоть какое-то представление о его состоянии.

Валлийцы укутали шерифа в плащ из овечьей шкуры. Воротник оказался заколот золотой булавкой с большой головкой, к которой была прикреплена тонкая цепочка. Все знали, что в Гуинедде добывают золото, - возможно, эта булавка из золота с земли Эйнона. Конечно, это был его плащ, и именно в него укутали Прескота. Эдмунд свернул плащ и положил на низкий сундук у кровати таким образом, чтобы видна была булавка, - иначе кто-нибудь мог уколоться. Жильбера принялись раскутывать, в этот момент глаза его медленно открылись и он сделал слабую попытку помочь монахам. Он сильно исхудал, на теле было несколько воспалившихся шрамов. В боку зияла рана, открывшаяся при падении. Кадфаэль осторожно сменил повязку. Больной так устал от всех этих процедур, что глаза его снова закрылись, он так и не сделал попытки заговорить. Наконец его уложили в теплую постель и хорошенько укрыли.

"Чудо, что ему удалось проехать целую милю", - подумал Кадфаэль, глядя на мертвенно-бледное лицо шерифа.

От Жильбера остались кожа да кости. В темных волосах появилась седина. Только железный дух шерифа и отвращение к слабости, особенно своей собственной, помогали ему держаться в седле.

Прескот вздохнул и пошевелился, пытаясь собраться с силами, и на Кадфаэля взглянули тусклые запавшие глаза. Серые губы еле слышно прошептали:

- Мой сын...

Жильбер Прескот не произнес "Моя жена" или "Моя дочь". Кадфаэль наклонился к шерифу и сочувственно заверил его:

- Жильбер-младший здесь, он жив и здоров. - Взглянув на Эдмунда, который кивнул в знак согласия, Кадфаэль продолжал: - Я приведу его к вам.

Маленькие дети не склонны унывать, но брат Кадфаэль все же сказал несколько слов, чтобы подготовить и ободрить не только ребенка, но и его мать. Введя их в келью, он отошел в угол, не желая мешать. Вместе с ними вошел Хью. Первой мыслью шерифа, естественно, был его сын, а второй - что не менее естественно - его графство. А его графство было в полном порядке и ожидало возвращения своего шерифа.

Сибилла тихонько всплакнула. Мальчик с удивлением уставился на отца, которого с трудом узнал, но не сопротивлялся, когда его привлекла холодная тощая рука. Мать наклонилась к Жильберу-младшему и что-то прошептала ему на ухо. Ребенок послушно опустил круглое розовое личико и поцеловал худую щеку отца. Он был озадачен, но ничуть не напуган. Взгляд Прескота остановился на Хью Берингаре.

- Не беспокойтесь, - ответил Хью на невысказанный вопрос, низко склонившись к больному. - Ваши границы неприкосновенны, их охраняют. Их нарушили один-единственный раз, но и тогда победа была за нами. Кроме того, благодаря этому происшествию вас удалось выкупить. Овейн Гуинеддский теперь наш союзник. Ваши владения в полном порядке.

Веки шерифа опустились, прикрыв тусклые глаза. Прескот ни разу не взглянул в ту сторону, где в тени у дверей застыла его дочь. Кадфаэль, наблюдавший за ней из угла кельи, заметил, как блеснули в свете лампады слезы, катившиеся у девушки по щекам. Взгляд ее широко открытых глаз не отрывался от изменившегося, постаревшего отцовского лица, и выражение ее собственного лица было горестное и отчаянное.

Шериф понял то, что сказал Хью, и с удовлетворением кивнул. Затем довольно четко произнес: "Хорошо!" - и обратился к притихшему мальчику, с любопытством смотревшему на него круглыми глазами:

- Молодец! Позаботься... о своей матери...

Издав слабый вздох, Прескот снова прикрыл глаза. Монахи молча наблюдали, как от его дыхания одеяла слегка приподнимаются на впалой груди, затем брат Эдмунд неслышно приблизился к больному.

- Он спит, - сказал монах. - Давайте выйдем отсюда. Сон лечит, сейчас для него важнее всего покой.

Дотронувшись до руки Сибиллы, Хью мягко произнес:

- Вы видите, за ним хороший уход. Пойдемте обедать, пусть он поспит.

Сибилла послушно встала и потянула за собой сына.

Щеки Мелисент были бледны, но глаза совсем сухие, внешне она была совершенно спокойна. Девушка вышла вместе со всеми во двор, и они направились в покои аббата. Она будет любезна за обедом с валлийскими гостями и покажет, что благодарна им. Затем валлийцы уедут в Монтфорд, а оттуда - в Освестри.

За обедом, который подавался в лазарете раньше, чем накрывали стол в трапезной для монахов, старики ломали голову над тем, что бы это могло вызвать такую суматоху в их тихой обители. К счастью, обитатели лазарета не должны были столь строго придерживаться молчания, как остальные братья, - к счастью, поскольку старикам нечем было заняться и от этого они становились болтливыми.

Брат Рис, который был очень стар и прикован к постели, обладал острым слухом и умом, хотя его и подводило зрение. Его кровать находилась рядом с коридором, как раз напротив уединенной комнаты, куда утром с таким необычным шумом кого-то доставили. Брату Рису нравилось, что он единственный в курсе всех событий. Среди немногих радостей, оставшихся у него, эта была главной. Он лежал, прислушиваясь к звукам, доносившимся из коридора. Те старики, которые могли есть за столом, передвигаться по лазарету, а в хорошую погоду даже выходить во двор, часто вынуждены были допытываться у него о происходящем.

- Кому же это быть, как не самому шерифу, - важно вымолвил брат Рис. Его привезли из Уэльса, где он был в плену.

- Прескот? - заинтересовался брат Маврикий, вытягивая жилистую шею, как гусак, готовящийся к бою. - Здесь? В нашем лазарете? А зачем было везти его сюда?

- Потому что он болен, зачем же еще? Он был ранен в бою. Я слышал голоса в коридоре. Там Эдмунд, Кадфаэль и Хью Берингар, а еще женщина и ребенок. Это Жильбер Прескот, помяните мое слово.

- Есть суд праведный! - с удовлетворением произнес Маврикий, и глаза его мстительно заблестели. - Даром что медлил так долго. Значит, Прескот здесь, по соседству с убогими. Наконец-то зло, причиненное моему роду, отомщено! Я раскаиваюсь, что сомневался.