Виктор Сытин - Покорители вечных бурь

— Увольте меня от нотаций… И разрешите вести заседание, — пробормотал он.

— Ведите, ведите! — махнул рукой академик. — А я буду продолжать… Итак… Тогда, обнаружив опасность обрыва гондолы, воздухоплаватели приняли решение отцепиться от троса и ушли в свободный полет. Вероятно, рывки, которые потрясали гондолу, испортили рацию. Но будем надеяться, что экипаж СЭС от этих рывков не пострадал. Тот факт, что Панюшкин и Александров отцепились по своей воле, говорит в пользу этого предположения. Я надеюсь также… нет, уверен, что они благополучно опустятся. Александров, по-видимому, очень опытный пилот и сумеет хорошо провести маневр приземления. И тем не менее нужно принять некоторые меры. Конечно, помочь им в полете мы ничем не сможем. Но в момент приземления необходимо быть там, где они будут садиться. Надо организовать дело так, чтобы несколько человек могли поймать какую-нибудь стропу или гайдроп, если его выпустят, и затем постараться устранить волочение гондолы по земле. Ветер ведь, к сожалению, не утихает и не утихает. Ну, и конечно, к месту приземления должны быть направлены представители медицины. Чтобы выиграть время, мы с товарищем Никитиным уже мобилизовали автомашины и своих людей и попросили председателя правления колхоза товарища Сельчукова дать своих людей из стартовой команды… Машины сейчас будут здесь.

Но вот важнейший вопрос: где опустится СЭС? Разрешить его нам надо во что бы то ни стало и как можно скорее. Это и является задачей нашего совещания.

Подумаем, товарищи, все вместе. Панюшкин и Александров отцепились в девятнадцать часов тридцать три минуты на высоте несколько более десяти километров. Скорость ветра была там около ста пятидесяти километров в час. Направление его западное. Следовательно, СЭС понесло на восток. Но, по всей вероятности, она недолго летела в этом потоке. Когда пилоты вскрыли клапан и начали снижаться, то попали в более спокойную зону. А затем…

— Их, очевидно, унесет так далеко на восток, что на машинах не догонишь! — прерывая академика, воскликнул Никитин. — Предлагаю поставить в известность Уральский облисполком. Пусть организуют поиски.

— А затем, — продолжал академик Никольский, жестом останавливая Никитина, — СЭС, очевидно, попала в зону потока, идущего в обратном направлении. Ведь сильный восточный ветер, начавшийся с полудня, продолжается. Поэтому можно думать, что в этом потоке она пролетит довольно большое расстояние на запад. Я подсчитал, что при нормальном темпе снижения Панюшкин и Александров приземлятся через час к западу от той точки, где мы находимся, примерно в радиусе всего двадцати-тридцати километров. Другими словами, они пролетят примерно над нами. Мы их сможем увидеть и нагнать на машинах. Но мой расчет приблизительный. Что же предпринять, чтобы установить место спуска СЭС более точно?

— Разрешите? — поднялся Трубокуров.

— Пожалуйста.

— Можно ли сейчас пустить радиозонд и получить с помощью пеленгации данные о скорости и направлении ветра по всем высотам от поверхности земли до десяти километров?

— Зонд уже выпущен в девятнадцать сорок. Сейчас двадцать часов. Через десять минут вы будете иметь ветровой разрез, профессор.

— Тогда я немедленно дам расчет возможных вариантов трассы снижения СЭС. Постараюсь возможно точнее подсчитать, как далеко пронесет СЭС на восток, а затем в обратном потоке на запад при немедленно начатом снижении и при задержках с выпуском газа.

— Очень хорошо. Но все же, как уточнить место приземления? Локатора у нас здесь нет.

— А у летчиков есть! — поднялся и быстро заговорил Сельчуков. — Не у наших аэрофлотовских, а в летной школе в Н-ске — я там был однажды на празднике.

— Н-ск слишком далеко, — покачал головой академик и вдруг хлопнул себя по лбу: — О! Это идея! В школе, наверно, есть учебные высотные самолеты с локаторами. Попрошу их выслать на поиски. — И он стремительно бросился в радиоаппаратную.

— Ну что же, товарищи, а мы пока будем продолжать совещание, — сказал Никитин. — Кто просит слова?

— Я хочу! — громыхнул Дубников.

Начальник станции пожал плечами:

— Только прошу по существу вопроса.

— Я по существу. — Дубников поднялся. — Первое — надо выставить посты для наблюдения за воздухом. Ежели СЭС пронесет над нашим районом, они ее заметят. Второе — прошу председателя дать грузовик с прожектором… да нет, не вас, уважаемый, а товарища Сельчукова… тот грузовик с прожектором, что в поле берем подсвечивать при срочных ночных работах…

— Какой может быть разговор! Сейчас скомандую. И твоего Кольку на нем пошлю, — ответил Сельчуков. — И посты чтобы были, скомандую. У нас в деревне поставим, во всех станах полевых бригад. Разрешите, мы пойдем к телефону, товарищ Никитин?

Никитин спросил собравшихся, кто еще хочет высказаться. Желающих не было. Все понимали, что теперь надо не совещаться, а действовать.

— Совещание закрыто, — сказал тогда Никитин. — Но тех, кто отправится на поиски, прошу не удаляться от дома.

Сельчуков и Дубников поднялись и вышли первыми. Вслед за ними двинулся и Терехов.

Уверенность Никольского, что Панюшкин и Александров опустятся благополучно, несколько успокоила его. И все же на душе у него было очень тяжело: слишком уж резким был переход от радостного ощущения успеха к опасениям за судьбу людей, которые испытывают СЭС, к горькому ощущению неудачи:

«Эх, надо было сразу ориентироваться на металл! И нужно было побольше думать о специфических условиях стратосферы. Прав Никольский…»

Размышляя так, Терехов вышел на крыльцо. У крыльца стояла небольшая группа людей. В темноте послышался голос деда Дубникова:

— Понял, Николай? Садись на свою двухколеску и беги… И чтобы через пятнадцать минут ты был здесь на машине с прожектором!

От группы отделилась фигура Дубникова-младшего и скрылась за углом.

— Михаил Иванович! — вдруг окликнул Терехова женский голос. — Михаил Иванович!

Инженер не сразу понял, что его зовет Лена Павленко, а когда понял, быстро сбежал с крыльца.

— Как плохо все получилось, Леночка! — воскликнул он взволнованно. — Произошла авария…

— Я знаю… — тихо сказала Лена и взяла Терехова под руку. — Успокойтесь… Очень, очень прошу вас… Все будет хорошо…

— И главное, в этом виноваты мы сами! И в первую очередь я виноват. Да-да, я! — продолжал Терехов. — Надо было сразу ориентироваться на металл…

— Успокойтесь же, успокойтесь! Ну, пожалуйста… Все обойдется, — повторила Лена ласково.

Терехов глубоко вздохнул:

— Спасибо, Леночка… Я уже в норме… почти… — и, усмехнувшись, добавил: — Леночка, давайте помечтаем! Скоро Александров и Панюшкин благополучно опустятся. Мы приведем систему в порядок и, когда ветры стихнут, снова поднимем ее. Она обязательно будет работать. Она ведь уже работала! Давала ток… А тем временем мы подготовим новую СЭС… Да-да, новую! О, это будет система, которой не страшны никакие вихри! Баллон ее будет целиком из металла. Да-да… Вы понимаете, гениальный Циолковский предлагал еще в конце прошлого века строить дирижабли переменного объема из волнистого, гофрированного металла. Он доказывал, что они неизмеримо прочнее, чем дирижабли с оболочкой из ткани. А если взять два металлических баллона? Да-да, два! И соединить их жесткой фермой, а на этой ферме смонтировать несколько ветроколес… Понимаете? — Увлекшись, Терехов постепенно повышал голос и по привычке стал широко размахивать руками. — Такая спаренная система будет обладать исключительной устойчивостью даже в самом сильном воздушном потоке, в любых неблагоприятных условиях. И знаете, кто подсказал мне идею новой СЭС? Вы! Да-да, вы, Леночка!.. Вспомните сорок на проводе. Вы сказали тогда: они похожи на две СЭС. Ну, и у меня мелькнула мысль: нельзя ли применить два баллона вместо одного? И вот, представьте себе, в небо, в область вечных бурь, поднимаются два сверкающих стальных дирижабля. На дирижаблях просторные герметические кабины для экипажа. Находясь в них, мы будем смеяться над вихрями и ураганами стратосферы.