Евгений Филенко - Сага о Тимофееве (сборник)

Однако прежде чем он задумался над тем, нужно ли ему сохранение индивидуальности хилого затворника, им был позорно проигран еще один раунд. Едва Тимофеев вернулся в комнату, как его руки сами собой тщательно скомкали пачку папирос, неосмотрительно забытую на столе, и выбросили в мусорную корзину.

– Дудки! – возопил Тимофеев. – А Фомин-то ку-урит!

– Курит, – охотно согласился внутренний голос. – А ты – не будешь!

Тимофеев обрушился на диван в жесточайшей телесной немощи. Эксперимент протекал не совсем так, как предполагалось изначально. Собственно объект эксперимента чувствовал себя совершенно разбитым и раздавленным. Во всем теле не осталось ни единой клеточки, которая не взывала бы к милосердию, угнетаемая памятью литых мускулов морского пехотинца, требовавших работы, нагрузок и перегрузок. Хотелось не то спать, не то курить, но было очевидно, что отныне все это – запретный плод, который хотя и сладок, а все равно недостижим. Истерзанный взгляд Тимофеева упал на магнитофон, задвинутый в дальний угол. Где-то в подсознании шевельнулась предательская мыслишка: стереть чужие рефлексы к чертям, и все пойдет по-прежнему…

Но Тимофеев увидел перед собой, словно наяву, ненавистную нетрезвую физиономию Ершова, которая тут же сменилась чистым и трогательно беззащитным обликом девушки Светы.

Обратной дороги не было.

По пути с лекций Тимофеев завернул в магазин спортивных товаров и приобрел там новенькую пудовую гирю из черного чугуна. Чтобы доставить ее домой, ему понадобилось около трех часов, потому что каждые пять метров Тимофеев опускал гирю на асфальт и отдыхал.

Пришел июнь, мелькнула сессия, и подошли каникулы. К этому времени Тимофеев понемногу примирился с узурпаторскими замашками чужой памяти, тем более что незаметно исчезли боль в костях, ломота в пояснице и на смену им явилось неизведанное прежде чувство силы. Впрочем, выжать гирю свыше пяти раз пока еще не удавалось.

На последнем танцевальном вечере этого учебного года в студенческой дискотеке Тимофеев, как и следовало ожидать, не разлучался с девушкой Светой.

– Давай вместе поедем в стройотряд, – сказала ему Света без особой надежды на успех.

– Кирпичи таскать, – с неудовольствием фыркнул Тимофеев, как отвечал всегда на подобные предложения. Но внутренний голос тут же скомандовал: «А ну, трындеть команды не було! Это то, что тебе нужно!» И Тимофеев поспешно согласился: – А в самом деле – почему бы и нет?

Света в изумлении замерла посреди танца, широко раскрыв синие глаза-озера.

– Не узнаю тебя, Витенька, – промолвила она. – Ты стал какой-то не такой.

– Хуже? – опасливо спросил Тимофеев.

– Не в том смысле. Тверже…

Тимофеев ловил дерганые ритмы модных диско-групп краем уха. Его внимание, конечно, занимала Света, но не полностью. Потому что здесь же находился и Ершов, а ему было уготовано возмездие. Иначе говоря, Тимофеев хотел набить ему морду на прощанье. Но Ершов, как назло, вел себя пристойно, он был почти трезв и умеренно хамил девушкам. Более того, вскоре он явно засобирался уходить.

– Мне надо отлучиться, – тут же сказал Тимофеев Свете.

– Только ненадолго, – ласково произнесла девушка, и у Тимофеева стало тепло на сердце. Он даже на миг забыл про Ершова, потому что в такой вечер не хотелось думать о плохом, но поруганная мужская честь живо напомнила ему о себе.

Тимофеев выбежал на улицу. Был вечер – такой же светлый, как и в тот раз, и те же кустарники обступали аллею. Ершов быстро шагал по бетонным плитам, а за ним, движимый жаждой мести, шел Тимофеев.

Внезапно Ершов обернулся.

– Здорово, Витек, – сказал он миролюбиво.

Тимофеев остановился. Он сознавал, что от него требуется немногое – стукнуть Ершова в челюсть, дабы тот завалился в кусты, и гордо уйти. Для морского пехотинца это было плевое дело. «Ну? – спросил Тимофеев у внутреннего голоса. – Как это происходит?»

Тот откликнулся не сразу и сделал это как-то нехотя, без привычного командирского напора: «Шаг вперед, плечи неподвижны, рука движется свободно, напряжение в последний момент вместе с разворотом кулака и противник, который, заметь, не ожидает нападения, укладывается на травку… Так это происходит, если тебе интересно».

Тимофеев сделал шаг вперед, но свободного движения руки не получилось. Он попробовал еще раз. И вдруг понял, что ему противно.

«Отбой тревоги, – сказал он своим подобравшимся мышцам. – Возмездие отменяется». – «Молодец, – тоном военачальника, вручающего награду на поле брани, отозвался внутренний голос. – Я же знал, что ты правильный мужик!»

И невздрюченный Ершов канул в темноту – возможно, навсегда из жизни Тимофеева, молча глядевшего ему вслед.

– Ну, что приуныл? – бодро полюбопытствовал внутренний голос. – Думаешь, это последний такой Ершов на белом свете? Не грусти, хватит и на твою долю…

– Лучше бы не хватило, – проворчал Тимофеев, понемногу проникаясь глубочайшим удовлетворением от собственного поступка. – А с другой стороны, зачем ты мне теперь нужен? Может, избавиться от тебя?

– Отставить! – прикрикнул тот. – Рохля ты, конечно, и добряк, но добро – оно тоже, знаешь, должно иметь где-нибудь в шкафу на плечиках, среди серых кримпленовых костюмов, хорошо отутюженное белое кимоно с красным поясом.

– Может быть, есть иные средства? – усмехнулся Тимофеев.

– Это самое верное… Ты вот тут дискутируешь, – осерчало внутри него, – а Светлана твоя уже на месте застоялась. Так что кру-у-угом!

И народный умелец послушно развернулся на каблуках.

– На танцульки рысью мар-р-ш!

С наслаждением вдыхая прохладный вечерний воздух, Тимофеев припустил по аллее туда, где стонали электрогитары и разноцветьем полыхали окна.

– И чтобы песня! – продолжал резвиться сокрытый внутри его мышц деспот.

– Тихо сам с собо-о-ю!.. – радостно заголосил Тимофеев.

А навстречу ему летела совсем другая музыка – громкая, резкая, жгучая. Как двадцатый век.

Ловушка для падающих звезд

– Смотри, звезда упала! – с детским восторгом воскликнула девушка Света и поцеловала Тимофеева.

– Да, – сказал Тимофеев и поцеловал девушку Свету. Затем, оправившись от естественного головокружения, добавил: – Это поэтическая метафора. На самом деле звезды не падают. А падают метеориты, раскаляясь и сгорая в атмосфере.

– Все-таки ты ужасный зануда, Витенька, – нахмурилась девушка. – И за что я только тебя люблю?

После таких слов душа Тимофеева возликовала, воспарила к ночному небу и запела вселенским голосом, в то время как тело пожало плечами и рассудительно заметило:

– Вероятно, потому что я тоже тебя люблю.