Юрий Медведев - Чаша терпения

...А происходило следующее.

Июльской ночью в портовом городке Сигоне случилось землетрясение. Накануне была суббота, день почитания здешнего святого, великомученика Джузеппе.

Еще с утра вереницы автомашин стекались отовсюду к кладбищу с часовней Сан Джузеппе. Служба закончилась около часу ночи, поэтому большинство приехавших заночевали у родственников или прямо в машинах возле кладбища.

В половине третьего земля содрогнулась, в домах зазвенела посуда. Землетрясение здесь не редкость, никто не обратил внимания на подземные толчки. Однако кое-кого насторожили непрекращающийся вой собак, кудахтанье кур, хрюканье и визг свиней. Еще через полчаса Сигону постигло подобие массового безумия: люди в одном белье выскакивала из жилищ, лезли на крыши, карабкались на деревья, всхлипывали, выкрикивали бессвязные слова. К утру несколько галлюцинирующих скончались в мучениях. Подоспевшая к полудню бригада врачей из Палермо терялась в догадках относительно причин бедствия. Пришлось силами полиции Сигону оцепить. Положение между тем не улучшалось: психоз обрушился на двух врачей и добрый десяток полицейских. Правда, все они остались живы, но тут власти, учтя серьезность положения, обратились за помощью к военным. Те скороспешно жителей Сигоны выселили, а еще через неделю вокруг городка уже блестело на солнце кольцо из колючей проволоки. Кольцо это многим представлялось абсолютно излишним, и без того не нашлось бы охотников разгуливать по' мертвой Сигоне...

- Сколько же выселенных из мертвой Сигоны? - спросил я Учителя.

- Судя по путеводителю, жителей там насчитывалось около двух тысяч. Безумие коснулось лишь трети из них - опять загадка. Здоровых расселили по окрестным деревушкам. Больных - в специальный военный госпиталь. Это довольно близко отсюда, в районе Солунто.

- Военный, значит, госпиталь, военный... - Я постучал пальцйми по столику. - Изв-ините, Сергей Антонович, но при всем желании выявить связь между событиями в Сигоне и вот этой двухголовой ящерицей я не могу.

Учитель, чуть щурясь, глядел на ящерку. Светло-голубой халат лишь оттеня-л нездоровую, бледность его лица,

- Не спешите, Олег, расписаться в бессилии. Я еще не сказал главное. Здесь перешептываются, что, мол, в Сигоне двухголовые плодятся теперь вовсю. И не только ящерицы. Мыши, Крысы. Жуки. Голуби. И не просто двухголовые. Двухвостые. Восьмипалые. С обезображенным телом. Без черепной коробки. Даже без мозга.

Множество уродств, притом самых неожиданных.

Слова Учителя отдавались в сознании глухо, как подземные взрывы. Я представился сам себе одиноким астрономом в горах, вдруг заметившим лунной ночью, что к Земле приближается живое космическое облако отвратительных тварей, сладострастно и жадно взирающих на ее красоту, и приближаются уродины отнюдь не так, как положено небесной механикой, а непостижимо быстро: облако уже зависло над снежными хребтами, и принимать решение об отпоре нашествию нетопырей надо в считанные минуты.

- Скорее всего Марио давно забыл про ящерицу, прошло уже несколько лет. Но вдруг вспомнит? Я сейчас же ему позвоню. - Я раскрыл записную книжку и потянулся к телефону. Учитель приложил палец к губам.

- Олег, про эпидемию по телефону ни слова! Предосторожность не помешает. И вообще - никаких лишних расспросов на эту тему. Кто знает, что за глыба здесь нависла. Почему до сих пор сюда не впускают никого из всемирной организации здравоохранения? Почему закрыли въезд зарубежным врачам, всем, кроме американцев?.. А так называемые инопланетяне, что за бредятина? Понимаю, газетчики наткнулись на золотую жилу, трубят про пришельцев во все трубы. Но, может, просто отвлекают внимание от эпидемии?

- Завтра с утра засяду за газеты, - сказал я. - Насчет пришельцев надо копнуть поглубже.

- Завтра поедете в Чивиту, Олег. Нельзя, чтобы экспедиция развалилась окончательно. И прихватите с собою вон ту зеленую папку, слева на шкафу. Там газетные россказни про инопланетян. Кстати, вы еще, кажется, не обустроились в номере. И не поужинали...

- Номер мой напротив вашего, Учитель. Что касается ужина, то я просто выпью внизу, в баре, теплого молока, а потом минут пять-десять прогуляюсь. Заодно позвоню Марио из автомата. Вы правы: инопланетяне вполне могут прослушивать гостиничный телефон.

Тень улыбки проскользнула по иссохшим губам Учителя, как лунная тень.

- После разговора с Марио зайдите, Олег, ко мне...

От гостиницы к невидимому морю тянулась слева стена тростника. Сухие стебли слабо позванивали под ветром. Справа подступали к улице уродливые жирные кактусы, похожие на скульптуры модернистов. За двухметровыми кактусами угадывались двухэтажные особняки местной знати. Ни одно окно в них не светилось:

Сицилия засыпает рано.

Телефон Марио я помнил наизусть. Трубка долго молчала. Я уже отчаялся, когда раздался певучий голос, который я узнал бы из тысячи других:

- Слушаю.

- Антонелла белла *, - выдохнул я. - Может, ты вспомнишь Олега? С нежным прозвищем Земледер.

(Да, иначе как земледерами нашего брата археолога она не именовала.)

И снова долгое молчание.

- Антонелла, - сказал я шепотом.

- Откуда ты свалился? - спросила она тоже шепотом. - Из Москвы? Из Рима? С Меркурия?

- Из Палермо. Из "Золотой раковины". И намерен звонить тебе беспрерывно, пока не кончится виза. Позови, пожалуйста, к телефону Марио.

Трубка сотряслась от всхлипываний.

- Святая мадонна, он в госпитале бенедиктинцев.

А до этого чуть не умер в Солунто. Господи, как он мучился, как бредил! Но слава богу, остался жив. - Она опять зашептала: - Я переехала сюда, к нему, потому что мама без Марио совсем сдала.

Я спросил:

- Ты не помнишь его диагноз, Антонелла? Может, нужны какие-то лекарства?

- Белла (итал.) - прекрасная.

- В том и ужас, что никто ничего не знает. У нас это называется просто-эпидемия. Многие уже умерли, ты, верно, слышал. Это чудо, что я в тот день не поехала с Марио в Сигону. - Она всхлипнула.

- Можно ли навестить Марио в госпитале?

- Только по воскресеньям, с четырех до шести.

В другие дни монахи не пускают. У них там строго.

- Воскресенье послезавтра. Давай встретимся в три, возле картинной галереи? Вместе съездим к Марио.

- У галереи? Возле фонтана "Трех лилий"? На нашем любимом месте? Ты не забыл? " *- печально спрашивала она.

- Я ничего не забыл, Антонелла белла, - сказал я. - Если понадобится моя помощь до встречи, звони в "Золотую раковину". Но учти: завтра почти весь день я буду на раскопках. Спокойной ночи!

- Узнаю тебя, Земледер. За эти годы ни одного звонка, ни строки, а желаешь спокойной ночи, будто мы расстались лишь вчера. Остроумно. Кому спокойной ночи} мне или себе?