Николай Чадович - Бастионы Дита

— Смертно все, включая небо и землю. Несколько раз я тяжело болел, но всегда преодолевал хворь. Правда, это было давно. Насчет огня и железа ответить затрудняюсь. Зависит от того, сколько огня и какое железо. Совсем без воздуха я обходиться не могу, но в случае нужды умею дышать очень экономно. О других своих способностях распространяться не буду. Их лучше испытать на деле.

— Ты таким родился?

— Нет. Проходя через многочисленные миры, я каждый раз немного менялся. Иногда эти изменения были естественны, иногда — насильственны. Силу мышц и прочность кожи мне даровала любимая женщина, но к этому ее принудил отец, один из величайших негодяев, с каким мне только пришлось встретиться.

— Случалось ли тебе использовать свою силу во вред людям?

— Да, когда мне приходится защищаться.

— Слыхал ли ты в других мирах о городе Дите?

— Нет, — ответил я, подумал немного и повторил: — Нет.

Старик хотел спросить еще что-то, но женщина-Блюститель опередила его:

— Нас не удивляют твои россказни. Изнанка живет не правдой, а ложью, в которой основательно поднаторела. Ваша главная цель — полностью извратить этот мир, уподобив его Изнанке. За пределами стен вы уже преуспели, особенно в Приокаемье. Но мы вам не поддадимся. Запомни это. Мы скопили достаточно сил, чтобы противостоять нашествию.

— Тогда я весьма рад за вас, сестричка, — сказал я как можно более смиренно. — Продолжайте в том же духе и дальше. Когда Изнанка рухнет, я буду это только приветствовать.

— И ты еще смеешь издеваться над нами, — сказано это было уже совсем печально. — Нельзя устраивать ночлег в зверином логове и нельзя давать приют перевертню. Так сказано в Заветах. Никогда досель исчадие Изнанки не удостаивалось чести предстать перед Сходкой Блюстителей. Это противоестественно. Кто-то плетет гнусные интриги. И я, кажется, знаю, кто он.

— Выражайся пристойно, любезная Ирлеф, — сказал тот из членов Сходки, который, стоя рядом с Хавром, время от времени переговаривался с ним. — Что позволено Блюстителю Бастионов, не подобает Блюстителю Заветов.

— Когда дело идет о жизни и смерти, о незыблемости стен и нашем будущем, уместны любые выражения. Хватит болтать впустую. Пора решить судьбу этого перевертня.

— Это никогда не поздно, — возразил щербатый. — Неразумно губить даже самого непримиримого врага, не выведав его планы. Когда еще в наших руках окажется подобный гость?

— Каждая минута его пребывания здесь опасна, — настаивала Ирлеф. — Никто не знает, на что он способен на самом деле. Возможно, он умеет читать чужие мысли, выжигать память, внушать дурные поступки.

— Я этого пока не ощущаю, — щербатый, видимо, попытался улыбнуться, но его изуродованное лицо перекосилось в жуткой гримасе. — Пусть скажет, согласен ли он в случае прощения стать законопослушным горожанином, все труды и помыслы которого будут направлены на благо Дита. Обещает ли бороться с нашими врагами, кем бы они ни оказались и где бы ни встретились.

— Я согласен какое-то время послужить вам, если, конечно, это не будет связано с бессмысленным кровопролитием. Но остаться надолго не могу. Меня гонят вперед куда более могущественные силы, чем вы это себе можете представить. Попробуйте остановить реку. Она или прорвет запруду, или превратится в болото.

— Даже сейчас ты не хочешь повиниться, попросить о снисхождении, — словно сожалея о моей беспутной судьбе, сказала Ирлеф. — Разве это не ты причинил нам столько бед? Что скажет на это Блюститель Площадей и Улиц?

— Он, кто же еще, — спокойно и даже с некоторой ленцой сказал самый высокий из Блюстителей, ранее тоже не вмешивавшийся в наш интересный разговор. — Один стражник убит, четверо покалечено. Сотни до сих пор пребывают без сна и отдыха. Да и травила больше пятисот бочек на него перевели.

— Могу я сказать что-нибудь в свое оправдание? — Спектакль этот уже стал мне надоедать.

— Нет нужды, — отрезала Ирлеф.

— Пусть говорит, кому от этого хуже, — возразил старик.

— Даже самая безобидная тварь сопротивляется, когда ее хотят лишить жизни. Право на самозащиту — священное право любого существа. Стражник погиб не от моих рук, а от вашей огнеметной машины. Прежде чем стрелять, надо разобраться, кто перед тобой.

— На нем была твоя одежда, — уточнил Блюститель Площадей и Улиц.

— Я только попытался отвлечь внимание от себя. — На этот раз я, безусловно, покривил душой, да простят меня предки и потомки. — Что касается остальных, серьезно пострадать мог только один, которому досталось немного травила. Сильно разбавленного к тому же. Другие отделались ушибами. Зато в вашей канализации вся нечисть передохла.

— Ты хорошо сказал о праве живых существ на защиту, — произнесла Ирлеф. — Его-то мы и осуществляем, преследуя тебя. Не мы ворвались в твой дом, а ты в наш. Какое право может защищать дикого зверя, напавшего на мирное стадо!

— У зверя есть клыки и когти! — Я уже едва сдерживался. — Где они у меня? Почему вы заранее причисляете меня к своим смертельным врагам? Нельзя судить человека только за то, что он мог бы совершить! Единственная моя вина в том, что, спасая свою жизнь, я причинил урон преследователям! Простите меня за это! Или дайте возможность загладить вину!

— Как ты смеешь указывать нам! — Ирлеф дернулась как от боли. — Можно подумать, это ты судишь нас, а не мы тебя. Дальнейшее разбирательство считаю бессмысленным. Предлагаю закончить на этом. Возражения есть?

— Есть, — сказал Хавр. — Я хотел бы кое-что добавить.

— Говори, Блюститель Заоколья.

— Этот разговор начался не сегодня. И окончится, наверное, не завтра. Продолжая отсиживаться за стенами, мы обречены на гибель. За пищу, руду, лес и многое другое мы расплачиваемся оружием, которое рано или поздно обернется против нас. Нам приходится жить впроголодь, потому что вся приличная пища откладывается впрок. Но городу все равно не выдержать долгой осады. Не стоит тешить себя несбыточными надеждами. Наше счастье, что обитающие вне стен племена разобщены. А если они когда-нибудь объединятся? Уже сейчас ходят слухи, что исконники и перевертни Приокаемья признали общего властителя. Для нас это прямая угроза. Спасение я вижу только в одном. Пора от обороны переходить к наступлению. Распространять свое влияние как можно дальше. Ведь не все вокруг наши враги. Если вам так дороги стены — построим несколько новых городов, похожих на Дит. Но сначала нужно хорошенько оглядеться, произвести разведку, узнать, что изменилось в дальних и ближних землях. Разобраться, где друзья, а где враги. Внушить уверенность первым, прощупать слабые стороны вторых. Кто пойдет в логово перевертней? Кто осмелится пересечь Окаянный Край? Кто не устрашится встречи с живоглотами? Ты, Ирлеф? Или ты, Боштер? Или твои увальни-стражники, Евлук? Вот тут-то нам и понадобятся такие люди, как он, — последовал мелодраматический жест в мою сторону. — Конечно, этот человек еще не успел глубоко воспринять Заветы. Не все в нашей жизни понятно ему. Но в этом я не вижу особой беды. Главное, он с нами. Он приобщился к Братской Чаше.