Зиновий Юрьев - Полная переделка. Фантастический роман

Я оставил машину у какой-то лавчонки и решил пройти до дома Джонаса пешком. День выдался удивительно теплым, каким иногда балует в самом своем конце сентябрь, почти летним. Трудно было поверить, что всего несколько дней тому назад были заморозки и под ногами хрустели замерзшие лужицы.

Я расстегнул куртку, а через несколько десятков шагов и вовсе снял ее. А вон, кажется, и домик, который мне нужен, Я шел по Элмсвилю, и улочка эта упиралась и еловый лесок, который сизо-бархатно темнел в нескольких ста ярдах. Последний дом по правой стороне, так мне объяснил по телефону Джонас. Он хотел приехать ко мне, раз двадцать повторил, что не смеет обременять меня, по я настоял на своем. На самом деле я решил поехать к нему В Элмсвиль из трех соображений. Во-первых, Я давно уже усвоил простую истину, что люди откровеннее в привычной обстановке, чем, скажем, в кабинете адвоката. Во-вторых, мне хотелось на обратном пути взглянуть на дом Гереро. А в-третьих, и это, если говорить честно, было главным — день был таким славным, что мне хотелось под любым предлогом выбраться из Шервуда. Что я и сделал.

А вот и последний дом справа. «Вы его сразу узнаете, мистер Рондол, у него такая красная черепица на крыше, как ни у кого в округе». Черепица действительно была ярко-красной, и дом действительно был последним справа.

Не успел я подойти к калитке, как из дома уже вышел средних лет человек с простым, но приветливым лицом.

— Входите, входите, мистер Рондол, калитка не заперта.

Он провел меня в удивительно чистенький домик, усадил в плетеное кресло, предложил стакан сока собственного изготовления, вообще хлопотал вокруг меня, как наседка вокруг цыпленка.

— Вы один живете, мистер Джонас? — спросил я.

Шофер уставился на меня так, словно я спросил, живет ли он на Луне.

— А как же, конечно, один, а то с кем же?

— Я думал, вы женаты, у вас так чисто…

Он захихикал. Должно быть, мысль о женитьбе показалась ему необыкновенно смешной.

— Ну что вы, мистер Рондол. Я все сам…

Он пустился в пространные объяснения своей системы поддержания чистоты, которая сводилась к тому, что нужно убирать дом почаще. Еще минута — и я бы заснул. Голос Джонаса звучал так покойно, в комнатке было так тепло, плетеное кресло было таким удобным, пылинки плясали в луче солнца так уютно, больше сопротивляться я не мог. Я задремал самым постыдным образом, прикрыв в глубоком раздумье глаза рукой. Я не знаю, сколько продремал так, но вдруг что-то словно толкнуло меня, и я вылетел из дремоты, как пробка из воды.

— …а я и совсем забыл, — говорил своим ровным голосом Джонас, — что мистер Гереро предупреждал меня, чтобы вечером я не приходил. Забыл — и все тут. Думаю только, что надо проверить аккумуляторы в «шеворде». Что-то слишком быстро стали они разряжаться в последнее время. Ну, значит, сел я в свой «фольк» — а то ведь отсюда до дома мистера Гереро около четырех миль — и поехал. И уже подъехал к самому дому, через ворота вижу в сумерках «шеворд» перед домом — и тут только вспомнил, что хозяин не велел мне приезжать в тот день.

— А какой это был день?

— Да тот самый, когда с ним это все случилось…

— Что случилось?

— Ну, с этой Джин Уишняк… Господи, я видел ее фото по телевидению, что он в ней нашел, ума не приложу. Конечно, она помоложе той, что к нему ездила в последнее время…

Боже, неужели всего несколько секунд тому назад я тихо дремал под убаюкивающий голос Джонаса? Сотни вопросов одновременно проносились у меня в голове.

— Мистер Джонас, а в котором часу вы подъехали к дому мистера Гереро? Может быть, вы случайно обратили внимание?

— Почему же не обратил? Обратил. Полдевятого было.

Половина девятого! В это время Ланс Гереро был в Шервуде на Индепенденс-стрит. По показаниям соседей Джин Уишняк, на суде было установлено, что он уехал от нее около десяти. Уехал на своем красном «шеворде».

— А вы не могли ошибиться, мистер Джонас? Его это был «шеворд»?

Шофер посмотрел на меня с сожалением — до чего бывают бестолковые люди — и покачал головой.

— Как же я мог ошибиться? Я что, машину хозяина не знаю?

Да я ее с закрытыми глазами узнаю…

— Верю вам, верю, — сказал я, — но ведь в наших местах в середине сентября в половине девятого уже темно.

— Темно, это верно. Только ведь и в моей машине фары были включены, да и из окна свет падал.

— Что? — чуть не подпрыгнул я. — Как свет?

— Да так, очень просто. Машины стояли у самого дома, вот свет из окна на них и падал.

Голова у меня начала вращаться каруселью. Все быстрее и быстрее.

— Машины?

— Ну да, машины. Наш «шеворд» и еще чья-то «альфа».

Срочно проверить, на какой машине ездит Урсула Файяр. Не знаю почему, но я уже был уверен, что это ее машина. И горел свет… И красный «шеворд» стоял у окна. В то время, как красный «шеворд» стоял на Индепенденс-стрит. Хорошо, допустим, есть два красных «шеворда», в этом нет ничего сверхъестественного, но «альфа»… Значит, Гереро не врал. Не мог же он один приехать в Элмсвиль в двух машинах, зажечь свет, съездить в Шервуд на третьей машине, раскроить череп Джин Уишняк подсвечником и вернуться домой… Да, но отпечатки пальцев, свидетели? Этого не могло быть. Но и Урсула Файяр не могла поставить свою машину во дворе и сидеть, и ждать, пока Гереро не съездит в Шервуд… Я вспомнил свое ощущение, что Гереро говорит правду. Сейчас это ощущение получило мощную поддержку. Да, по отпечатки пальцев на подсвечнике, машина, которую соседи видели на улице, наконец, сам Гереро? Стоп. Этого не могло быть, потому что этого не могло быть. Может быть, этот кретин Джонас что-нибудь путает? Но я уже знал, я всем нутром чувствовал, что он ничего не путает, что мне нужно примирить непримиримое, что мне нужно вырваться из цепких объятий кошмара. О, теперь я начал понимать Гереро, когда он в последний раз смотрел на меня с каталки перед усыплением… Если кошмар обволакивал меня холодными, влажными щупальцами, то что должен был чувствовать он? Он, который знал, что не был на Индепенденс-стрит, и которому все доказывали неопровержимо — что он там был, что должен был чувствовать он, слушая приговор судейской машины?

— Мистер Джонас, — сказал я, — то, что вы сейчас рассказали, очень важно. Что вы сделали, когда подъехали к дому своего хозяина?

— Ну, я как только увидел, что под окном еще и «альфа» и в доме горит свет, так я вспомнил, что он мне говорил, что бы я вечером не приходил. Ну, я развернулся и поехал домой.

— Прекрасно, мистер Джонас. Вы можете завтра утром, скажем в девять, быть дома?