Дмитрий Байкалов - Фантастика 2002. Выпуск 1

— Я не знаю, в каком вы звании и как вас зовут, но мне хотелось бы знать, зачем вам понадобился готовящийся к смерти старый иудей?

— О jude! — Гестаповец засмеялся и погрозил Азефу пальцем. — Самокритично, господин Азеф! Очень самокритично! О твоей полезности рейху мы поговорим несколько позже, сейчас я хотел бы представиться, ведь ты должен знать, на кого будешь работать. Я штурмфюрер СС Генрих фон Пиллад.

ГЕНРИХ ФОН ПИЛЛАД, 1906 года рождения, немец, окончил в 1933 году Берлинский университет, по специальности юрист. Член НСДАП с 1932 года, участник Мюнхенского восстания 1929 года, в СД с 1935 года, в ноябре 1935 года присвоено воинское звание — шорфюрер СС. С декабря 1935 года назначен на оперативную работу в концлагерь Берген-Бельзен, присвоено звание штурмфюрер СС. С товарищами по партии и работе поддерживает устойчивые нормальные отношения. Идеям национал-социализма предан. Увлекается психологией. Имеет склонность к агентурной работе. Обучаясь в университете, принимал участие в работе студенческого театра. Табельным оружием владеет хорошо. Принимал участие в операции «Хрустальная ночь». Воевал на Восточном фронте, награжден медалью «За храбрость». Женат. Хороший семьянин. Имеет одного ребенка — сына Михеля, 4 лет.

Глава третья

БРАТЬЯ ПО КРОВИ

В учебниках психологии сказано, что стресс — это всего лишь состояние душевного и поведенческого расстройства, связанное с неспособностью человека целесообразно и разумно действовать в сложившейся ситуации.

Вот странно, Азеф пережил стресс во время своей неслучившейся казни, но в этой ситуации он действовал вполне целесообразно и разумно, совершая именно те действия, которые могли ему помочь сохранить жизнь. Возможно, что он действовал чисто рефлекторно, но тогда придется признать, что предательство есть такой же условный рефлекс, как тот, что воспитывался академиком Н. Павловым в своих лабораториях и заставлял собак вырабатывать обильную слюну при виде вареной колбасы.

Что есть предательство в его чисто научном виде? Поведение человека, адекватное сложившейся ситуации и отвечающее при этом требованиям инстинкта самосохранения. Да и подписка о сотрудничестве с секретной службой Третьего рейха еще не являлась предательством в чистом виде, предательство начиналось там, где Азеф исполнял свои обязательства по сотрудничеству. А до этого подписка являлась обычным юридическим документом, нечто вроде договора о намерениях.

Иногда фон Пиллад вызывал заключенного к себе для бесед. Фон Пиллад не скрывал, что ему интересны побудительные пружины предательства. Включившись в разведработу, он пока еще находил нечто интересное в вербовках, тайных встречах, конспиративных заданиях и прочей золотой мишуре, в которую облекалась грязь доносительства и Предательства. Фон Пиллад боготворил разведывательный гений Николаи, мог часами рассказывать, как австро-венгерская разведка разоблачила педераста Редля, работавшего на российский Генштаб, об успешной работе во враждебной России графини Кляйнмихель и о многом ином, что не имело никакого отношения к его бедной на события лагерной деятельности. Впрочем, фон Пиллад и не скрывал временности своего пребывания в лагере, мечтая о дне, когда он станет работать у Вальтера Шелленберга, которого считал величайшим умом и талантливейшим разведчиком.

С уважением фон Пиллад относился и к русской разведке, высоко ставил агентурные разработки покончившего с собой Зубатова, разгибая пальцы, отмечал Гартинга, Рачковского, Мартынова uod andere…

— Скажи, Евно, — с интересом сказал однажды он, — это было давно, но все же… Как получилось, что ты стал работать на российскую охранку?

Азеф ответил сразу, видимо, и ранее он размышлял над этим вопросом. Что ж, у него для этого были причины, ведь в 1917 году, будь он всего лишь организатором и руководителем Боевого отряда Союза эсэров, но не тайным его палачом по совместительству, революционная волна могла вознести Азефа к самым вершинам власти; террорист его ранга мог бы получить больше, нежели было отведено до июльского выступления Марии Спиридоновой. По популярности он мог бы соперничать с виднейшими марксистами из РСДРП. Но что толку жалеть об утраченных возможностях? Это все равно что жалеть о бездетности женщине, которая в глупой юности сама себя лишила будущих радостей материнства.

Если бы батько Махно, получивший за боевые заслуги перед Советской властью орден Красного Знамени, не выступил бы против этой власти, возможно, что в более позднее время были бы созданы отряды юных махновцев, а сам израненный и умудренный опытом командарм, а быть может, и заслуженный учитель Советской республики, делился бы с молодежью воспоминаниями о героических и кровавых временах гражданской войны, а в центре Гуляйполя стоял бы бронзовый бюст героя, на который бы с ненавистью гадили белые голуби.

— Глупости юности, — сказал Азеф. — Кружок в Карлсруэ, контакты с противниками самодержавия, выступления?..

В молодости все мы куда как горячи… А потом подошел молодой человек, предложил посидеть в ресторации, поговорить о жизни. Я пошел поговорить за жизнь и узнал от этого молодого человека, что могу потерять многое. А мне было что терять! Возвращаться назад, к отцу, стать местечковым жидом, которого уважают лишь за умелые руки и способность орудовать иглой… Отец слишком много вложил в меня, чтобы я вернулся вот так — недоучившимся идиотом, у которого никогда не будет твердого положения в обществе. Я растерялся. Через день я дал молодому человеку свое согласие на сотрудничество. А потом я почувствовал вкус в своей тайной работе. Вы даже представить не можете, что я чувствовал, когда с товарищами по партии разрабатывал план покушения на государя на крейсере «Рюрик», а еще через день докладывал о готовящемся покушении в охранку, не раскрывая при этом, разумеется, всех деталей, будто бы неизвестных мне. А потом я с наслаждением следил за тем, кто одержит верх в тайной борьбе. Ведь я был чист: с одной стороны, разработанный план был весьма и весьма перспективен и учитывал все детали, которые были важны для дела, но оставались неизвестными полицейским. Обе стороны были в равном положении, успех мог сопутствовать как одной, так и другой стороне. Я был над схваткой и это, поверьте старому человеку, господин штурмфюрер, приносило мне немалое удовольствие.

Азеф задумался.

Внешность его, и ранее неприятная — круглая арбузообразная голова, маленькие злые глаза, почти плоский нос, под которым над грубыми похотливыми губами темнела редкая поросль усов, — теперь приобрела совершенно гипертрофированные черты. Старость, превращавшая сбалансированные в юности человеческие черты в подлинную карикатуру на них, сделала из облика Азефа что-то жутковатое, но все скрашивала улыбка, теперь она казалась виноватой, и эта виноватая улыбка несколько сглаживала грубые черты, не давая внешности стать чудовищной.