Айзек Азимов - Новые Миры Айзека Азимова. Том 5

— Немыслимо! — воскликнул ошеломленный Родман.

— А вы все-таки поразмыслите. Смерть будет безболезненной. Мембраны постепенно закроются, и человек в один прекрасный день заснет и не проснется. Это куда более милосердная смерть, чем от голода или атомного взрыва. К тому же умрут не все, поскольку любое население неоднородно по мембранным свойствам. В худшем случае погибнет семьдесят процентов. Отсев будет производиться только там, где перенаселение совершенно безнадежно, а выживших будет достаточно, чтобы сохранить представителей каждой нации, каждой этнической и культурной группы.

— Сознательно убить миллиарды…

— Мы не будем убивать. Мы просто дадим людям возможность умереть. Кто именно из них погибнет — зависит от биохимии каждого индивида. Это будет перст Господень.

— А когда мир узнает о ваших злодеяниях?

— Нас тогда уже не будет, — сказал Аффер. — А процветающий мир будущего с ограниченным населением объявит нас героями за то, что мы пожертвовали некоторыми, дабы не допустить всеобщей погибели.

Жар бросился в голову доктору, и он почувствовал, что язык повинуется ему с трудом.

— Земля, — сказал он, — большая и очень сложная спасательная шлюпка. Мы до сих пор не знаем, к чему привело бы справедливое распределение ресурсов, и, что характерно, никто не хочет даже попробовать узнать. Во многих районах Земли продукты ежедневно выбрасывают, и это особенно бесит голодающих.

— Я с вами согласен, — холодно проронил Аффер, — но мы — не можем переделать мир по своему желанию. Мы вынуждены принимать его таким, какой он есть.

— Тогда принимайте и меня таким, какой я есть. Вы хотите, чтобы я обеспечил вас молекулами липопротеинов, а я этого делать не стану. Даже пальцем не шевельну.

— В таком случае по вашей вине погибнет еще больше народу. Я искренне надеюсь, что вы передумаете, когда поразмыслите как следует.

Доктора Родмана навещали почти ежедневно, один чиновник за другим, все как на подбор откормленные и упитанные. Родману невольно бросалось в глаза, какими сытыми выглядят те, кто рассуждает о необходимости убийства голодных.

Государственный секретарь по сельскому хозяйству вкрадчиво сказал ему во время одного из посещений:

— Разве вы не одобрили бы забой скота, пораженного ящуром или сибирской язвой, с целью предотвращения распространения заразы на здоровое поголовье?

— Люди не скот, — ответил Родман, — а голод не заразен.

— Вот тут вы ошибаетесь, — возразил секретарь. — В том-то и дело, что заразен. Если мы не проредим перенаселенные районы, голод перекинется на те места, где его еще нет. Вы не должны отказывать нам в помощи.

— И как же вы меня заставите? Пытать будете?

— Мы и волоска на вашей голове не тронем! Ваши таланты в этой области слишком для нас драгоценны. Но продовольственные карточки можем отнять.

— Голод вряд ли пойдет мне на пользу.

— Вы не будете голодать. Но раз уж мы готовы обречь на гибель несколько миллиардов человек ради спасения рода человеческого, то нам не составит труда лишить продовольственных карточек вашу дочь, ее мужа и их ребенка.

Родман молчал, поэтому секретарь продолжил:

— Мы дадим вам время подумать. Мы не горим желанием причинять вред вашей семье, но сделаем это, если потребуется. Даю вам неделю на размышление. В следующий четверг состоится общее собрание комиссии. Тогда вас подключат к проекту, и никакой дальнейшей задержки мы не потерпим.

Охрану увеличили вдвое. Родман окончательно превратился в узника, и этого уже не скрывали. Через неделю к нему в лабораторию прибыли пятнадцать членов Всемирной продовольственной организации вместе с госсекретарем по сельскому хозяйству и представителями законодательных органов. Они уселись за длинным столом в конференц-зале роскошного исследовательского комплекса, построенного на общественные фонды.

Несколько часов они толковали и строили планы, время от времени задавая Родману вопросы по специальности. Никто не спрашивал, согласен ли он сотрудничать; все были уверены в том, что другого выхода у него нет.

— Ваш проект все равно провалится, — сказал в конце концов Родман. — Вскоре после того как в определенный район прибудут поставки, люди начнут умирать миллионами. Неужели вы думаете, что уцелевшие не увидят связи между поставками и повальной смертностью? Вы не боитесь, что в отчаянии они таки сбросят вам на головы атомную бомбу?

Аффер, сидевший за столом прямо напротив Родмана, заявил:

— Мы предусмотрели все возможности. Неужели вы думаете, что мы, годами разрабатывая план операции, не учли потенциальную реакцию регионов, выбранных для прореживания?

— Надеюсь, вы не рассчитываете на их благодарность? — с горечью съязвил Родман.

— Они и не узнают про отсев. Не все поставки зерна будут инфицированы липопротеинами. И мы не станет сосредоточивать их в каком-то одном районе. К тому же мы позаботимся, чтобы местное зерно тоже было частично зараженным. А потом, умрут-то не все и не сразу. Кто-то, лопавший зерно от пуза, вообще не умрет, а кто-то, съевший всего горсточку, скончается немедленно — в зависимости от их мембран. Это будет похоже на чуму. Как будто вернулась Черная Смерть.

— А вы подумали о психологическом воздействии Черной Смерти? Вы подумали о том, какая поднимется паника?

— Ничего, перетопчутся, — бросил секретарь, сидевший в конце стола. — Для них это будет хорошим уроком.

— Мы объявим об открытии противоядия, — пожав плечами, сказал Аффер. — Сделаем поголовные прививки в районах, не подлежащих прореживанию. Доктор Родман, мир отчаянно болен и нуждается в отчаянных средствах. Человечество стоит на краю чудовищной гибели, поэтому не пытайтесь оспорить единственный способ, каким его можно спасти.

— В том-то все и дело. Действительно ли это единственный способ — или вы просто выбрали самый легкий путь, не требующий от вас никаких жертв, кроме миллиардов чужих жизней?

Родман прервался, так как в конференц-зал вкатили столик с подносами.

— Я решил, что нам не помешает немного подкрепиться, — сказал доктор. — Может, заключим на время перемирие?

Он потянулся за бутербродом и, прихлебывая из чашечки кофе, заметил:

— Мы обсуждаем величайшее массовое убийство в истории, но сами при том питаемся отменно.

Аффер критическим взором оглядел свой наполовину недоеденный бутерброд.

— И это вы называете отменной едой? Яичный салат на кусочке белого хлеба сомнительной свежести — это не Бог весть что, и я бы на вашем месте сменил магазин, поставляющий кофе. — Он вздохнул. — Но в мире голода грешно выбрасывать еду.