Джек Финней - Меж двух времен

— Что касается Уинфилда, — Данцигер кивком показал на фотографию, — то это небольшой городок в районе истощенных сельскохозяйственных угодий, почти покинутый жителями. В течение последних сорока лет он медленно умирал, население уходило. И вот уже тридцать лет никто не тратится на модернизацию и попытки оттянуть неизбежное. Это типичная история для многих районов Новой Англии. Уинфилд более изолирован, чем другие «города-призраки», и мы закупили его через посредников в качестве удобного объекта. Якобы для строительства плотины на его месте.

Он усмехнулся.

— Мы закрыли ведущую в городок дорогу, а теперь реконструируем его. Наши люди снимают неоновые трубки, демонтируют дисковые телефонные аппараты, вывинчивают матовые электрические лампочки. Мы уже вывезли оттуда почти все электроприборы, всякие там машинки для стрижки газонов и тому подобное. Мы сдираем отовсюду весь пластик, реставрируем старые здания и сносим те, что поновее. Мы даже снимаем с отдельных улиц асфальт и превращаем их снова в чудесные грунтовые дороги. Когда мы закончим, маленький, забытый богом Уинфилд будет опять точно таким, каким он был в 1926 году. Ну, так что вы об этом думаете?

— Звучит внушительно, — улыбнулся я. — И дорого.

— Вовсе нет, — уверенно ответил Данцигер. — Обойдется немногим более трех миллионов долларов — меньше, чем стоят два часа войны, и, право же, это лучшее помещение капитала. Хоть и предпринятое ради одного человека: вы видели его сегодня на «Большой арене».

— Тот, на крыльце дощатого домика?

— Да. Это точная копия дома в Уинфилде. И Джон там сейчас делает все, что может, чтобы создать в себе настрой жизни в Уинфилде в 1926 году. Затем, когда и он и мы будем готовы, в течение десяти дней — таков наибольший практически разумный срок — примерно двести актеров и статистов начнут ходить по восстановленным улицам Уинфилда, ездить в старых машинах, сидеть на крылечках в теплые дни. Им всем объявят, что они участвуют в опытной киносъемке скрытыми камерами, снимающими неотрепетированные, достоверные движения любого из них, как только он выходит из дома. Человек двадцать из двухсот — те, кто вступит с Джоном в непосредственный контакт, — будут нашими людьми. Мы надеемся, что к тому моменту Джон окажется морально готов наилучшим образом использовать эти короткие десять дней.

Пожевывая свой огрызок сигары, старик уставился на огромную фотографию на стене кабинета. Потом снова повернулся ко мне.

— Такова цель всех наших декораций на «Большой арене». Все они — предварительные, временные двойники действительных объектов, еще не готовых или таких, которыми мы не можем пользоваться достаточно долго. Не очень-то много, например, сохранилось на земле тысячелетних зданий, и одно из них — собор Парижской богоматери. В нашем распоряжении будет лишь пять часов от полуночи до утра. На острове Ситэ и по обоим берегам Сены в пределах видимости от собора будут выключены свет и газ. Мы получили также разрешение установить кое-какие декорации в непосредственной близости от собора. Это самое большое, чего мы смогли добиться — через госдепартамент — от французского правительства. Оно считает, что мы собираемся снимать кино. Мы даже подготовили сценарий, в меру посредственный, что, по-видимому, их убедило окончательно.

Никто из нас не возлагает на парижскую попытку больших надежд: для ее осуществления у нас будет всего несколько часов, а этого, боюсь, слишком мало. И уж слишком далеко в прошлое мы забираемся — способен ли кто-нибудь действительно почувствовать сердцем, что было тогда? Сомневаюсь, но и не теряю надежды. Делаем, что можем, на каждом объекте, какой находим, — только и всего…

Данцигер встал и, поманив меня, подошел к накрытому чехлом столу.

— Конечно, есть еще множество деталей, но существо проекта вы теперь знаете. Самое интересное я приберег напоследок — ваше задание.

Он стащил пыльный чехол — под ним оказался отлично исполненный объемный макет. Из зеленой, покрытой барашками воды торчал островерхий лесистый островок. Отделенный от острова проливом, тянулся усыпанный галькой пляж, а над ним косо вверх поднимался крутой берег. На верху кручи рос лес, и среди деревьев стоял белый домик с незастекленной верандой.

— Все это мы сейчас воссоздаем на «Большой арене», Данцигер пальцем прикоснулся к вершине лесистого островка. — Это Эйнджел-Айленд в бухте Сан-Франциско; принадлежит он штату и федеральному правительству. Не считая скрытых за деревьями давно покинутых иммиграционных бараков и заброшенной пусковой площадки ракет «Найк», остров выглядит так же, как в начале века; когда этот дом, — он дотронулся до миниатюрной крыши, — был новым. Дом стоит и поныне, и никаких новых построек из него не видно, разве что из задних окон. А Эйнджел-Айленд загораживает мосты через бухту. Стало быть, не считая современных кораблей и катеров в проливе, местность точно такая же, как прежде. А в течение двух полных дней и еще одной ночи мы получим в свое распоряжение и пролив: там появятся два торговых парусника и несколько судов помельче. — Данцигер с улыбкой возложил большую тяжелую руку мне на плечо. — Сан-Франциско всегда был заманчивым туристским объектом. Но говорят, что до землетрясения 1906 года город был особенно прекрасен, совершенно неповторим. И вот он-то — Сан-Франциско, 1901 год — и есть ваше задание.

Кому по нраву срывать кульминацию! Момент был какой-то невинно драматический, и жаль было разрушать его, но приходилось. Я хмуро покачал головой.

— Нет. Если за мной сохранено право выбора, доктор Данцигер, то я предпочел бы не Сан-Франциско. Я предпочел бы сделать попытку здесь, в Нью-Йорке.

— В Нью-Йорке? — Он недоуменно передернул плечами. — Я бы лично не стал, но если вам так нравится, пожалуйста. Я думал, что предлагаю вам нечто исключительное, но в конце концов…

Чувствуя себя неловко, я прервал его.

— Извините, доктор Данцигер, но я имею в виду не Нью-Йорк 1894 года.

Теперь он уже не улыбался — он стоял и внимательно смотрел на меня, размышляя, вероятно, о том, не ошибся ли он во мне.

— Вот как? — Сказал он тихо. — А какого же?

— Января — не помню точно, какого числа, но я выясню — 1882 года.

Я еще не кончил говорить, а он уже мотал головой.

— Зачем?

— Чтобы… чтобы увидеть, как один человек отправляет письмо, — ответил я, понимая, что звучит это в лучшем случае глупо.

— Просто увидеть? И только? спросил он с любопытством.

Я кивнул, он резко повернулся, шагнул к своему столу, поднял телефонную трубку и набрал двузначный номер.

— Фрэн! Проверьте наши данные по «Дакоте» — они на микропленке. Были ли свободные квартиры, выходящие в сторону парка, в январе 1882 года?