Стивен Кинг - Корабль, сокрытый в земле

Она дотронулась рукой: вибрация, исходящая от поверхности металла, прошла сквозь ее кожу, куда-то вглубь тела. Затем она исчезла.

Андерсон выпрямилась и положила руки на черенок лопаты, на гладкое, нагретое солнцем дерево. Постепенно она осознала, что не слышит привычных лесных звуков… ни птичьего пения, ни хруста веток подлеска, ни одного шороха… только угрожающая тишина, точно весь лес вымер. В воздухе стояли острые, тревожные запахи торфа, перегнившей хвои, древесной коры и смолы.

Ее врожденный инстинкт, ее второе я, притаившееся где-то очень далеко, в глубинах подсознания, готово было закричать от безотчетного ужаса.

Что-то происходит, Бобби, что-то происходит прямо сейчас. Беги отсюда, от этих мертвых птиц, с этого гнетущего, как кладбище, места, Бобби, пожалуйста, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА!

Ее руки судорожно сжали ручку лопаты; она бросила повторный взгляд на разрытую землю; в ее памяти запечатлелся серый металлический угол чего-то огромного, выступающего из земли.

Опять началось кровотечение, впрочем, на этот раз, она предусмотрела это заблаговременно, подложив тампон еще до того, как вышла в сад. И кроме того, в упаковке осталось еще около полудюжины. Может быть, даже дюжина?

Она не знала точно, впрочем, это было неважно… Внутренний голос говорил ей, что она выяснит, в чем дело, несмотря ни на что, однако осторожность подсказывала, что она может нанести себе огромный вред. Мирно светило солнце. И мертвые птицы… и месячные то начинались, то прекращались вновь… и все же надо принять меры, все предусмотреть, даже если она решила не браться за это… все это пустяки, даже меньше чем пустяки, просто каприз. Она раскопает еще совсем немного, только немного углубит эту яму, чтобы посмотреть, есть ли что-нибудь под этой металлической обивкой. Потому, что все просто…

— Все просто замечательно, — сказала Бобби Андерсон с каким-то странным спокойствием и продолжила раскопки.

Глава 5. ГАРДЕНЕР ТЕРПИТ НЕУДАЧУ

1

Пока Бобби Андерсон трудилась на своих титанических раскопках, ломая голову над непостижимой загадкой, ее мозг и нервная система были истощены больше, чем она могла предположить. Чем же занимался в данный момент Джим Гарденер? По всей вероятности, он был Бостоне. Поэтические чтения 25 июня прошли довольно гладко. Двадцать шестого числа был перерыв. Именно в этот день Гарденер влип — к сожалению, «влип» не может передать ту ситуацию, в которой он оказался. Одно дело, когда вы, например, проваливаетесь в яму, гуляя в лесу. Печально, досадно… и только. Здесь же был полный, убийственный провал, без всяких аллегорий; что-то сродни тому, что произошло с Дедалом, воспарившим к Солнцу и стремительно рухнувшим вниз. С неба на землю? Да, с неба на землю, и лицом вниз…

Катастрофа началась в номере гостиницы, а получила логическое завершение восемью днями спустя — заносы в Нью-Хэмпшире, Ариадна Бич.

Бобби хотелось копать; а вот когда Гард проснулся двадцать шестого утром, ему хотелось напиться.

Не то чтобы он был хроническим алкоголиком. Вы можете пить, а можете и не пить. Бывают периоды, когда он даже не думал о спиртном; иногда такие периоды длятся месяцы; ну, хорошо… На тех поэтических чтениях он был выбит из колеи (все две недели Гард чувствовал себя подавленным — как, если бы взвалил на себя что-то, что ему не по плечу); в конце концов он пал духом и сказал себе: "Ха, меня зовут Джим, и я алкоголик". Впрочем, когда возбуждение улеглось, это выглядело довольно преувеличенным. В течение своих благополучных периодов он не был абсолютным трезвенником; случалось, он выпивал, выпивал — не значит напивался. Только коктейль в пять часов, ну и еще немного на банкете или за обедом; не более. Иногда он мог позвонить Бобби Андерсон и пригласить посидеть где-нибудь и пропустить рюмочку-другую. Не злоупотребляя.

Так вот, наступило одно прекрасное утро, когда он проснулся с неотвязным желанием напиться до положения риз. Казалось, его мучает жажда, физическая потребность напиться. Это навело его на мысль о Вирджиле Парче из комиксов, печатавшихся в "Сатудэй Ивнинг Пост", этом старом алкаше, который круглосуточно отирается у стойки, не сводя глаз со спиртного.

Все, что он мог сделать, когда навалилась депрессия, — стараться справиться с ней, будучи всегда на виду. Иногда действительно лучше быть в Бостоне, когда случается подобное: каждый вечер вы заняты, общаетесь с людьми, стараетесь держаться на уровне. Обычно дня через три-четыре, наваждение проходит.

Как правило.

Гард полагал, что ему бы только переждать; сиди себе в номере и смотри мультфильмы по кабельному телевидению; не нравится — переключи программу. С тех пор как он развелся и бросил работу учителя в колледже, прошло уже восемь лет; все эти годы он полностью ушел в поэзию… это значит, что его жизнь протекала в том загадочном измерении, где свобода общения и вдохновение, как правило, важнее денег.

Он наладил собственную экономику, где возникал бартер: стихи — продукты. Как-то раз сонет в честь дня рождения супруги фермера был оценен тремя баулами молодой картошки. "Рифмы тоже чертовски хорошая вещь, — произнес фермер, мрачно глядя на Гарденера. — Настоящие поэтические рифмы".

Гарденер, понимавший намеки с полуслова (особенно, если они косвенно затрагивали его желудок), сочинил сонет, столь насыщенный грубыми, цветистыми рифмами, что просто покатывался со смеху, редактируя стихи вторично. Он позвонил Бобби, прочитал ей, и они оба посмеялись вволю. Оказалось, что при чтении вслух стихи звучали более смачно и смахивали на любовное письмо из книги доктора Сеусса. Впрочем, Бобби не пришлось напоминать, что это достаточно честный заработок, приемлемый, но довольно унизительный.

В другой раз маленькое издательство в Вест Миноте согласилось издать книгу его стихов (случай имел место где-то в начале 1983 года, и, собственно говоря, это была последняя публикация стихов Гарденера) и предложило четыре куба дров в качестве аванса. Гарденер согласился.

— Ты мог бы выторговать еще пару кубов, — сказала ему Бобби в тот снежный зимний вечер, когда они сидели у ее камина, куря сигареты, а за окном снег засыпал поля и деревья. — Ты ведь пишешь очень хорошие стихи. Они не прогадают.

— Знаю, — ответил Гарденер, — но ведь я замерзаю. Полмеры дров хватит мне до весны. — Он подмигнул. — Между нами, этот парень из Коннектикута. Я думаю, он и не предполагает, что большинство стихов — полная чушь.

Она просто остолбенела:

— Шутишь?

— Ничуть.

Андерсон расхохоталась; он звонко расцеловал ее, а затем они улеглись рядышком в постель. Прислушиваясь к завыванию ветра, он размышлял о тьме и холоде за окном и о том, как умиротворяюще тепло и уютно в постели… хорошо бы, так было всегда — только этому не бывать. Он готов поверить, что Бог есть любовь, но диву даешься, как любящий и всеблагой Бог мог сотворить мужчину и женщину достаточно разумными, чтобы высадиться на Луне, и достаточно бестолковыми, чтобы в конце концов не перестать возлагать надежду на такие понятия, как "отныне и вовек".