Роджер Желязны - Рука Оберона

— Наверное. Ты не видишь никакого иного способа?

— Я знаю, что это можно сделать, начав с чистого листа, потому что однажды я это сделал. Помимо этого, я не вижу никакого другого способа. Чем дольше ты ждешь, тем больше ухудшается ситуация. Почему бы тебе, сын, не принести Камень и не одолжить мне свой меч? Лучшего способа я не вижу.

— Нет, — отказался я. — Я должен узнать побольше. Расскажи мне еще раз, как было сделано повреждение.

— Я все еще не знаю, который из твоих детей пролил на это место нашу кровь, если ты это имеешь в виду. Это сделали. Пусть это послужит уроком. Более темная часть наших натур сильно выдвинулась вперед. Дело, должно быть, в том, что они слишком близки к Хаосу, из которого мы произошли, и выросли, не применяя волю, выношенную нами в разгроме его. Я думал, что для них может оказаться достаточным ритуал перехода через Лабиринт. Ничего умней я придумать не мог. И все же этого не хватило. Они выступают против всего. Они пытаются уничтожить сам Лабиринт.

— А если мы преуспеем в начинании сделать все заново, не могут ли эти события повториться еще раз?

— Не знаю. Но какой у нас выбор, кроме провала и возвращения к Хаосу?

— Что с нами станет, если мы попробуем начать все сначала?

Он надолго замолчал и пожал плечами:

— Не могу сказать.

— А на что будет похоже другое поколение?

Он захихикал:

— Как можно ответить на такой вопрос? Понятия не имею.

Я достал пронзенную Карту и передал ему. Он рассмотрел ее, приблизив к свечению посоха.

— Я считаю, что это сын Рэндома — Мартин, — сказал я. — Именно его кровь и была здесь пролита. Я понятия не имею, жив ли он еще. До чего он, по-твоему, может дорасти?

Он снова посмотрел на Лабиринт.

— Так вот, значит, что за предмет украшал его, — проговорил он. — Как ты вынес ее?

— Ее добыли, — ответил я. — Это ведь не твоя работа, не так ли?

— Конечно, нет. Я этого парня в глаза не видел. Но это отвечает на твой вопрос, не правда ли? Если будет другое поколение, то твои дети уничтожат его.

— Как мы уничтожим их?

Он встретился со мной взглядом и пристально поглядел мне в глаза.

— Ты что, становишься вдруг нежно любящим отцом? — осведомился он.

— Если не ты изготовил эту Карту, то кто же?

Он взглянул на нее и щелкнул по ней ногтем:

— Мой лучший ученик, твой сын Бранд. Это его стиль. Видишь, что они делают, как только приобретают хоть немного силы? Предложит ли кто-нибудь из них свою жизнь для сохранения королевства, для восстановления Лабиринта?

— Вероятно, Бенедикт, Жерар, Рэндом, Корвин…

— На Бенедикте печать рока. Жерар обладает волей, но не умом. У Рэндома отсутствует смелость и решительность. Корвин… Разве он не впал в немилость и не исчез из виду?

Глава 5

Мысли мои вернулись к нашей последней встрече, когда он помог мне бежать из моей камеры на Кабру. Мне пришло в голову, что он мог бы и раздумать насчет этого, ведь тогда он не знал, при каких обстоятельствах я попал туда.

— Поэтому ты и принял облик Корвина? — продолжал Дворкин. — Это какая-то форма упрека? Ты опять испытываешь меня?

— Он не в немилости и не пропал из вида. Хотя у него есть враги среди семьи, он постарается сделать все, что угодно, чтобы сохранить королевство. Каким тебе видятся его шансы?

— Его ведь долгое время не было поблизости?

— Да.

— Тогда он мог измениться. Не знаю.

— Я считаю, что он изменился. Я уверен, что он готов попытаться на что угодно.

Он снова пристально посмотрел на меня.

— Ты — не Оберон, — произнес, наконец, он.

— Нет.

— Ты тот, кого я вижу перед собой.

— Ни больше, ни меньше.

— Понятно. Я и не знал, что ты знаешь об этом месте.

— Я и не знал до недавнего времени. Когда я первый раз явился сюда, меня привел Единорог.

Его глаза расширились,

— Это чрезвычайно интересно. Это же было так давно…

— Так как насчет моего вопроса?

— Вопроса? Какого вопроса?

— Мои шансы. Ты думаешь, я смогу отремонтировать Лабиринт?

Он медленно подошел и, подняв руку, положил правую ладонь мне на плечо. Посох в другой руке накренился, когда он это сделал, его голубой свет вспыхнул в футе от моего лица, но я не ощутил никакого жара. Он посмотрел мне в глаза.

— Ты изменился, — произнес он через некоторое время.

— Достаточно, чтобы совершить это дело?

Он отвел взгляд.

— Наверное, достаточно, чтобы стоило попытаться, даже если мы заранее обречены на провал.

— Ты поможешь мне?

— Я не знаю, буду ли я в состоянии помочь. Это дело с моими настроениями и мыслями — они приходят и уходят. Даже сейчас я чувствую, что частично теряю контроль. Наверное, виновато волнение. Нам лучше возвратиться.

Я услышал за спиной лязг. Когда я обернулся, грифон был там, покачивая головой слева направо, а хвостом справа налево и выбрасывая язык. Он принялся огибать нас, остановившись, когда занял позицию между Дворкиным и Лабиринтом. Дворкин пояснил:

— Он знает, он чувствует, когда я начинаю меняться, и не позволит тогда мне приблизиться к Лабиринту. Молодец, Винсер! А теперь возвращаемся. Все в порядке. Идем, Корвин.

Мы направились обратно ко входу в пещеру, и Винсер последовал за нами, лязгая на каждом шагу. Я вспомнил:

— Камень Правосудия. Ты говоришь, он необходим для ремонта Лабиринта?

— Да. Его надо будет пронести через весь Лабиринт, вновь чертя первоначальный узор в местах, где он нарушен. Но сделать это может только тот, кто настроен на Камень.

— Я настроен на Камень…

— Как? — остановился Дворкин.

Винсер позади нас издал кудахтающий звук и мы пошли дальше.

— Я следовал твоим письменным инструкциям и устным Эрика. Я взял его с собой в центр Лабиринта и спроектировал себя через него.

— Понятно. Как ты получил его?

— У Эрика на смертном одре.

— Он сейчас у тебя?

— Я вынужден был спрятать его в Отражении.

— Его лучше держать поближе к центру событий.

— Это почему же?

— Он имеет тенденцию производить искажающий эффект на Отражениях, если достаточно долго пролежит среди них.

— Искажений? В каком смысле?

— Нельзя сказать заранее. Это целиком зависит от места.

Мы завернули за угол и продолжали возвращаться сквозь мрак.

— Что это означает? — спросил я. — Когда я носил Камень, все вокруг меня начинало замедляться? Фиона предупреждала меня, что это опасно, но не знала почему.

— Это означает, что ты достиг пределов своего собственного существования, что твоя энергия скоро иссякнет и что ты умрешь, если быстро чего-нибудь не предпримешь.