Рэй Брэдбери - Канун всех святых

– Один… – сказал голос Пифкина, – …вопрос, – выдохнул он, помолчав.

Безмолвие. Новый порыв ветра.

– за…

Мальчишки ждали.

– раз…

– Один вопрос зараз! – перевел Том.

Мальчишки покатились со смеху. Да, это точно Пиф, а кто же еще!

– Ладно. – Том сглотнул слюну. – Что тебя туда занесло?

Унылый ветер дул, теряя силу, и голос донесся как из глубины заброшенного колодца:

– Носило… Повсюду… сотни мест… считанные часы…

Мальчишки ждали, сжав зубы.

– Говори же, Пифкин!

Ветер вернулся, жалобно застонал в открытых каменных губах.

Нет – ветер замер.

Хлынул дождь.

Но это было то, что надо!

Капли дождя, прохладные и пронырливые, юркнули в каменные уши Пифкина, полились по носу, фонтаном забили из мраморного рта, так что слог за слогом потекли у него с языка, сливаясь в прозрачные струйки дождя, слитную речь:

– Эй-й! Вот это славно!

С губ у него слетали облачка тумана, брызги дождя:

– Побывали бы вы там, где я был! Ух ты! Меня схоронили вместо мумии! Меня загнали в собаку!

– Мы узнали тебя, Пифкин!

– И вот я здесь, – говорил дождь, стекая в уши, струясь с кончика носа, вытекая хрустальной струйкой из мраморных губ. – Здорово, смешно, чудно – сижу в камне, а рядом, для компании, куча страшилищ и нечисти! И кто знает, куда меня занесет через десять минут? где я окажусь – еще выше? или в глубоченной могиле?

– Где же, Пифкин?

Мальчишки сгрудились кучкой. Дождь налетал порывами, лил как из ведра, едва не смывая их с узкого карниза.

– Ты умер, Пифкин?..

– Пока нет… не весь… – выговорил ледяной дождь в его губах. – Часть меня далеко-далеко, дома, в больнице, а часть – в той египетской гробнице. Часть меня бродит в траве, в Англии. Часть – здесь. А часть – в таком жутком месте…

– Где?

– Не знаю, не знаю я, ах, ребята, не знаю – то на меня нападает смех, до колик, а через минуту я себя не помню от страха. Вот сейчас, сию минуту, я понял, я знаю – мне страшно. Помогите, друзья. Помогите, пожалуйста, умоляю!

Струйки дождя хлынули у него из глаз, как слезы.

Мальчишки протянули вверх руки – коснуться подбородка Пифкина, утешить его… Но не успели они дотянуться…

С неба ударила молния.

Ослепительная, голубая, белая.

Весь собор содрогнулся. Мальчишкам пришлось уцепиться за рога чертей и за крылья ангелов, чтобы не свалиться вниз.

Гром, дым. Грохот обвала, удары камней.

Лицо Пифкина исчезло. Сбитое ударом молнии, оно пронеслось по воздуху и грянулось оземь, разбилось вдребезги.

– Пифкин!

Но там, внизу, у подножия собора, только искры взлетели и унеслись, как пушок, вместе с пушистой невесомой пылью. Нос, подбородок, тугая щека, ясный глаз, тонко вырезанное ушко – все, все унеслось с ветром, как мякина и мелкий, легкий мусор. Только и было видно, что дымок или душок, как клубочек порохового дыма, улетающий к югу и западу.

– Мексика. – Смерч, умевший чеканить слова как мало кто на земле, раздельно произнес это слово.

– Мексика? – переспросил Том.

– Последнее дальнее путешествие в эту ночь, – пропел Смерч, по-прежнему растягивая, смакуя слова. – Свистите, ребятки, рычите, как тигры, ревите, как пантеры, завывайте, как кровожадные звери!

– Выть, рычать, реветь?

– Восстановите Змея, мальчики. Воздушного Змея Осени. Прилепите на прежнее место клыки, свирепые глаза, окровавленные когти. Орите громче, чтобы поднялся ветер, скрепил всех вместе и унес нас высоко, все дальше, все дальше. Кричите, ребята, визжите, трубите, вопите!

Мальчишки мялись в нерешительности. Тогда Смерч промчался по карнизу, как будто сбивая на бегу частокол. Он посшибал с карниза всех мальчишек – кого локтем, кого коленом. Мальчишки посыпались вниз, крича и вопя кто во что горазд.

Камнем летя к земле, в ледяной пустоте, они вдруг почуяли, как под ними распустился хвост павлина-убийцы, как громадный налитой кровью глаз. На нем загорелись десять тысяч огненных очей.

А это, неожиданно вывернувшись из-за угла, из-за горгулий, прилетел Осенний Змей, новехонький, с иголочки, и подхватил их на лету.

Они уцепились за что попало – за раму, за углы, за крестовину, за гудящую, как барабан, бумагу, за клочки, обрывки, ошметки дышащей зловонием львиной пасти, окровавленного тигрового зева.

Смерч взвился в воздух и зацепился последним. На этот раз ему пришлось быть Хвостом.

Осенний Змей парил, поджидая, неся восьмерых мальчишек на клубящейся волне зубов и злобных глаз.

Смерч навострил уши.

Далеко, за сотни миль, по дорогам Ирландии тащились нищие, умирающие с голоду, вымаливая еду у каждого порога. Их крики возносились к ночному небу.

Фред Фрайер, одетый нищим, встрепенулся:

– Туда! Давайте слетаем туда!

– Нет. Мало времени. Прислушайтесь!

Еще дальше, за тысячи миль, что-то тикало в ночной тишине, как еле слышное постукивание жуков-могильщиков.

– Гробовщики в Мексике. – Смерч улыбнулся. – Прямо на улицах, со своими длинными ящиками, гвоздями и молоточками, тук-тук-тук, заколачивают.

– Пифкина? – прошептали мальчишки.

– Мы слышим, – сказал Смерч. – И летим туда, в Мексику.

И Осенний Змей, гудя, понес их вдаль на прибойной волне ветра в тысячу футов высотой.

Горгульи, трубя в каменные свои ноздри, гудя сквозь мраморные губы, воспользовались тем же ветром, чтобы провыть им прощальный привет.

Глава 18

Они парили над Мексикой. Они зависли над островом, над одним из озер в Мексике.

Они слышали, как далеко внизу в ночи лают собаки. Они видели немногочисленные лодки на озаренном луной озере, скользящие, как водомерки. До них доносились аккорды гитары и высокий, печальный мужской голос.

Далеко-далеко, за утонувшими во тьме границами страны, в Соединенных Штатах, носились стайки ребят, стаи собак, хохоча, тявкая, стуча в двери – во все двери подряд, – прижимая к себе драгоценные мешки со сластями, вне себя от радости – в Канун Всех святых.

– А здесь-то… – шепнул Том.

– Что здесь? – спросил Смерч, паря бок о бок с ним.

– Гляньте, здесь…

– И дальше, по всей Южной Америке…

«Да, к югу. Здесь и на юге. Все кладбища до одного. Все погосты – все усеяны огоньками свечей, – подумал Том. – Тысяча свечек на том кладбище, сто – на другом, еще десять тысяч крохотных мерцающих огоньков дальше – на сотню миль, на пятьсот миль, до самого южного хвостика Аргентины».

– Это у них так празднуют…

– El Dia Los Muertos. У тебя какая отметка по испанскому. Том?

– День Мертвых?

– Caramba, si! Змей, рассыпься!

Нырнув вниз, Змей распался на кусочки в последний раз.

Мальчишки посыпались горохом на каменистый берег тихого озера.

Над гладью вод стелился туман.