Лабиринт чувств - Сергей Калабухин
Эта непрерывная «собачья атака» привела вдруг к тому, что я просто невзлюбил собак всех пород! Мечта детства стала чуть не ежедневно отравлять мне жизнь. Мало того, на улице на меня вдруг стали кидаться эти «друзья человека», причем как домашние, так и бродячие (сроду ни на кого даже не тявкающие — кто иначе их будет кормить?). Что делать? С тросточками сейчас никто не ходит, а с палкой по городу ходить… Короче, пришлось найти сохранившийся с «хиппового студенчества» солдатский ремень с позеленевшей пряжкой, утыканный почти полностью металлическими заклепками. Ну надо же чтото иметь под рукой! Жестоко, конечно, но ведь это не я на них бросаюсь ни с того, ни с сего! Ходить делать уколы потом никому не охота.
Короче, эта последняя «соломинка» окончательно перевесила чашу, и я категорически заявил дома, что больше не желаю слышать о собаках никогда, и уж тем более, если принесут щенка в дом, уйду я.
Месяц прошел более-менее спокойно. Окрестные собаки перестали обращать на меня внимание. И вдруг однажды вечером жена, вернувшись с работы, сразу закрылась с детьми в детской, послышалась какая-то подозрительная возня, потом жена с дочкой забегали мимо меня, привычно лежащего на диване перед телевизором. Из дальнего угла шкафа на свет появились старые пеленки, зажурчала вода в ванне. Причем и жена и дочь, проходя мимо, старались на меня не глядеть, а на их лицах застыло одинаковое выражение упрямства и ужаса одновременно. Сердце у меня упало. Звук телевизора как-то заглох и удалился, зато все, что происходило за пределами моей комнаты неожиданно приблизилось. Сын в детской врубил погромче своего любимого Элвиса, и я оглох, то есть перестал слышать, что там происходит втайне от меня, за пределами моего дивана.
Неужели свершилось? Они все же сделали это, наперекор мне!? Как же жить дальше? И вот, когда от ужаса приближающейся встречи с… Чем? Болью детства? Предметом ненависти настоящего? И того и другого сразу? Короче, когда разбухшее неожиданно сердце комком подступило к горлу, и шум крови в ушах заглушил Пресли, жена с дочкой вошли с виноватыми лицами в комнату и выпустили из пеленки на палас передо мной мокрого взъерошенного… котенка!
Глядя на это тощее, жалобно пищащее существо, трясущее задними лапками, я испытал сложное чувство. Огромное облегчение (что это не щенок), привычное неприятие кошек, обиду на жену, растерянность (не выбрасывать же теперь малыша на улицу) и много иных чувств, которые вообще затрудняюсь определить.
Дочка со слезами на глазах сразу кинулась в атаку: она сама будет ухаживать, кормить, убирать и гулять. Жена упирала на то, что против кошек я сроду не возражал (а чего возражать, если о них речи никогда не было?). Видимо, их общий напор, а также наступившая реакция после жуткого напряжения последних минут, сделали свое дело, и я махнул рукой, что, мол, хватит давить, я подчиняюсь обстоятельствам, сдаюсь и т. д. и т. п.
Так в нашей жизни появилась Ася. Имя предложил я, и так как жена с детьми сами не могли выбрать устраивающий всех вариант (а, может, чтобы задобрить меня, угрюмо слушавшего их спор), оно было опробовано на вкус, примерено и одобрено.
Первую неделю я боролся с котенком, как мог. Почему-то Ася упорно старалась устроиться рядом со мной, а еще лучше на мне (может, потому, что в отличии от постоянно перемещающихся домашних, я большую часть времени проводил лежа на диване с книжкой или смотря телевизор). Я отпихивал ее, орал дочке, чтобы забрала свое животное — оно мне мешает отдыхать после трудового дня. Та, конечно, сразу прибегала, забирала котенка в детскую, но через несколько минут все возвращалось на круги своя. Жене на кухне не до котенка, детям нужно делать уроки, один я вроде как не при деле! В конце концов я сдался, и Ася прочно обосновалась рядом со мной, а в дальнейшем буквально села (легла) мне на шею. Через месяц я часами просиживал неподвижно, стараясь не тревожить живой воротничок, тихо сопящий мне в ухо. Боль от остеохондроза шейного позвонка, не дававшая мне днем покоя, куда-то исчезала, смытая теплом кошачьего тела. Ночью Ася спала на моей подушке, нос в нос. Жена с дочкой начали проявлять признаки ревности. Мало того, постепенно кормление Аси и уборка за ней как-то плавно перешли в мои руки. А уж за веревочку с привязанным фантиком началась ежедневная борьба. Книги с телевизором отошли на второй план. Наблюдать за Асиными играми с фантиком, шариком, перышком, собственным хвостом или с воображаемым противником (когда выгнув спину она боком на кого-то, видимого только ей, нападала или, наоборот, от кого-то отступала) было гораздо интереснее.
И вот настал день, когда мы вынесли ее во двор. Смотреть без улыбки, как это трясущееся существо робко обнюхивает каждую травинку и спасается на руках дочки от неожиданно прыгнувшего кузнечика, было невозможно.
Следующим летом Ася стала признанной королевой двора. Среди рыжих, черных, серых, пушистых и гладкошерстных, она практически не имела конкурентов. Беспородная, пушистая (видимо, потомок сибирской), трехцветная с золотым пятном на лбу и абсолютно бесстрашная. Собак она принципиально не замечала. Хозяйки других кошек оборутся, зазывая их домой. Ася бегала за нами по двору, как собачка. Ее так и прозвали — «кискасобачка». Завидя кого-нибудь из нас, идущих с работы или магазина, Ася бежала, мяуча, навстречу, терлась о ноги, и не взять ее на руки было невозможно. «Поцеловавшись», она гордо оглядывала двор, но у подъезда вырывалась на землю и, задрав распушившийся хвост, шествовала в дворовый скверик. Больших собак она просто била, если те попадались ей на пути, а малых не замечала.
Однажды бочку с молоком, которую привозили по утрам к нашему дому, почему-то стали возить в соседний двор. В первое же утро, когда Ася, как всегда, сопровождала мою жену в походе за молоком, на нее из очереди бросилась какая-то незнакомая болонка. И тут жена впервые увидела, почему нашу маленькую (по кошачьим меркам) ласковую киску обходят стороной дворовые собаки. «Страшнее кошки зверя нет». Болонка спаслась только на руках хозяйки, а рычащую распушившуюся Асю жене пришлось чуть не со всей силы прижимать к груди, чтоб удержать от драки с наглой собачонкой.
Уступала Ася только одному существу: черной соседской кошке Мусе. Видимо, Ася признавала лестничную площадку законной территорией Муси, и та гоняла ее на площадке при любой возможности. Но во дворе все менялось.
