Мария Симонова - Йернские волки
«Поэтому-то они и решили перекроить нас в вонючек», — подумал Хан, а вслух сказал:
— Где девушка?
Старик, казалось бы, не отреагировал на вопрос, но неподалеку, слева от него, в металлическом ящике, напоминающем небольшой бронированный контейнер, пристроенный к прибору, отъехала дверь. Там внутри, прислонившись к одной из стен и свернувшись комочком, сидела Фэй. Увидев, что дверь ее темницы открылась, она осторожно выбралась наружу и встала рядом со своей «конурой», преданно глядя на оборотня.
«Живая игрушка», — понял Хан. "Самая лучшая забава из всех, какую мог придумать жаждущий господства разум — представитель вражеской расы, не лишенный пока индивидуальности, но покорно, как собачонка, исполняющий любые команды. Сколько же их пересидело, должно быть, в этой конуре разных — косматых, прозрачных, пирамидальных, членистых[11] — в то время, пока их расы были непокоренными и могли еще величаться гордым именем «враг».
Видеть и дальше преданный взгляд Фэй, обращенный снизу-вверх на оборотня, было невыносимо. Хан сделал шаг к девушке, сосредоточившись на «Дрейке»: «Очнись, девочка, стань собой! Очнись, не бойся, я здесь!»
Она не реагировала.
Он подошел к ней, взял за руку: «Ну давай же детка, давай, просыпайся!»
— А что вас в корне губит, так это ваша излишняя романтичность, — изрек из своего кресла оборотень. И исчез.
Хана мгновенной молнией озарила догадка — старик остался специально, чтобы не дать уйти со станции слишком много знающему врагу, уже считающему себя победителем, и отвлечь его в последние секунды перед взрывом.
Не раздумывая больше, Хан схватил в охапку Фэй и рывком обрушился вместе с ней в ящик, уже налету понимая — не спасет, не успеет… О том, что и самому ему тоже наверняка не спастись, он даже не вспомнил.
В ту же секунду гигантская ромбовидная станция содрогнулась, утроба ее захлебнулась огнем и грохотом, стальная оболочка, не выдержав, треснула и медленно распалась на несколько кусков, выпуская взбесившуюся горячую энергию в холодный пустой космос, охладивший и пожравший на своем веку без эмоций немало в миллиарды раз более яростных вспышек.
Глава 13
Поглотившее сознание разведчика Безвременье, сравнимое разве что с нуль-пространственным переходом по способности растягивать секунды, словно нугу, до любых необходимых ему размеров, в единый миг, как стереофильм, прокрутило перед мысленным взором Хана события последних дней и сомкнулось наконец с реальностью.
Веки его вдруг распахнулись сами собой и так резко, будто он был куклой, и невидимый кукловод, дотянувшись откуда-то сверху, мягко, но решительно вздернул их за ресницы. В обнаружившейся за веками реальности оказалось столько же принципиальных отличий от той, которую Хан ожидал увидеть, сколько их можно было бы насчитать, к примеру, между ярким днем и черной головешкой. Хан стоял, не шевелясь, слегка ошарашенный явившейся его взору новой реальностью, поводя только туда-сюда глазами, любезно распахнутыми ему только что неизвестной высшей силой, тут же, впрочем, ненавязчиво куда-то сгинувшей. Если верить глазам — а своим глазам Хан как-то привык верить — он стоял теперь в конце узкого горного ущелья, выводящего к ярко-кровавой медленной реке; густое, будто замешанное на малиновом крахмале, небо словно прилегло под собственной тяжестью на нагромождение багровых скал в сине-черных прожилках, алые волны реки лениво облизывали подножия гор, тяжело плескаясь почти у самых ног Хана. У него вдруг появилось ощущение, что он уже бывал здесь, и не раз, только потом всегда забывал об этом. «Дежавю» — мысленно вскользь хмыкнул он. Этот странный пурпурный мир был, без сомнения, реален, как был реален и сам Хан; да и одет он был по-прежнему — в свой спецкостюм, а поясной ремень оттягивал верный «Суорд».
Постояв немного и вроде бы пообвыкнув на новом месте, Хан решил воспринимать окружающее, как данность — к слову, ничего другого ему и не оставалось — и двинулся в единственно возможном здесь направлении — туда, куда убегала из под ног скальная дорожка — направо, вдоль берега красной реки. Не принимая во внимание изрядного внутреннего дискомфорта, вызванного необъяснимым возникновением окрест этого странного горного пейзажа с кровавой рекой, смахивающего на глюк обколовшегося маньяка-убийцы, и таинственным исчезновением прежнего — постиндустриального, он чувствовал себя превосходно — так, будто заново родился: тело, необычайно легкое и послушное, было переполнено энергией, каждый шаг словно чуть подталкивал его вверх — казалось, ничто не мешает ему взлететь, чтобы потрогать круто взбитую небесную твердь.
Обойдя в таком «летящем» темпе первый уступ, он увидел за ним сидящего над рекой на выступе скалы человека. Хан узнал его сразу, хотя тот сидел к нему спиной вполоборота и одет был весьма необычно — коричневый костюм из мягко облегающей ткани, на плечах зеленый плащ, подол слева приподнимают ножны длинного меча. Хан узнал бы этого человека из тысячи, в любой одежде. Женька Фат. Маленький Джон. Член спецгруппы «Лист», предшественник Вика, напарник и друг… Погибший три года назад на Кариоле — жемчужине чарсов, которую Орда пыталась захватить в то время методом планомерного внедрения.
Услышав шаги за спиной, Маленький Джон обернулся и встал. Жгучая радость и старая боль всколыхнулись одновременно в груди Хана при виде его лица: чистого молодого лица с затаенной улыбкой в уголках губ. Тогда, три года назад, спецгруппа в составе бригады чарсов пыталась выбить — и в конце концов выбила из главного столичного музея формирование одров, оккупировавшее этот самый музей. Но одры использовали при обороне «тень» — сгусток искривленного пространства, способный существовать около пяти минут и реагирующий на тепло человеческого тела. Маленький Джон отвлек «тень» на себя и уже вывел ее из здания наружу, но она на последнем издыхании его настигла, сжевала и изуродовала до неузнаваемости…
— Джон, ты… Как здесь? — вымолвил Хан, с трудом подбирая слова. Какой-то сон, бред или галлюцинация — правда, очень реалистичная галлюцинация — подарила ему встречу с потерянным навеки другом, и из всех теснящихся в голове невысказанных вопросов Хан, как это часто бывает, задал самый нелепый.
— Вот, жду тебя, — произнес Маленький Джон, все так же чуть заметно улыбаясь. И, помолчав, добавил:
— Пойдем?..
— Куда?
Хан невольно огляделся: справа — скалы, слева — широкая алая река, и другой берег скрывается в сиреневой дымке…
— Там есть дела, — ответил Маленький Джон, кивнув на реку. И Хан увидел, что из тумана к ним медленно выплывает пустая одновесельная лодка с высоким носом, похожая на венецианскую гондолу.
И тогда он, кажется, понял…
В этот момент кто-то, неслышно подошедший сзади, резко пихнул Хана в бок. Он чуть посторонился, оглядываясь. Из-за его спины выскочила и встала на тропинке, загородив собой Хана, девчонка в потертой коже, и уперла в бока голые руки, выныривающие из узких пройм жилетки.
— Он мой, понятно? И у него есть еще ТАМ дела! — заявила она и, повернувшись к Хану, принялась с неожиданной силой толкать его назад, в сторону ущелья. Он начал шаг за шагом отступать, не отрывая взгляда от Маленького Джона. Тот качнул головой, улыбаясь.
— Что ж, если ты сможешь увести его отсюда, девочка, то с ТЕМИ делами я, пожалуй, справлюсь пока и сам.
Он положил ладонь на рукоять своего двуручного меча, и Хан понял, что на том берегу, по ту сторону сиреневого тумана, Маленькому Джону тоже не приходится скучать. Лодка уже причалила и ждала его, но он все стоял, глядя на отступающего назад Хана — воин при жизни, воин.. Там.. Где там?.. На небе?.. В другом мире?.. Сейчас, стоя на узкой границе между жизнью и смертью, Хан впервые задал себе вопрос — какой из миров действительно реален?.. И именно теперь понял — хоть и не был уверен, что поверит в это впоследствии — миров может быть бесконечное множество, но для человека реален только тот мир, в котором он находится в данную минуту, а все остальные миры — легенда или бесплотный мираж. Джон принадлежал теперь другому миру, и возможность пересечься с ним появилась только в этом приграничье, существующем, похоже, тоже только до тех пор, пока они здесь пребывают.
— Я еще приду, Женька! — крикнул Хан. — Приду, рано или поздно, и помогу тебе!
— Я буду здесь, Хантер, когда бы ты ни пришел! — отозвался Маленький Джон. В следующее мгновение пурпурная плоть приграничного мира заколебалась, утрачивая формы, и хлынула на Хана одновременно со всех сторон тяжелым багровым океаном.
Глава 14
Крохотной потерянной частицей он метался в плотном алом месиве, пытаясь из него вырваться и ощущая почему-то всем существом страдание и боль окружающей его горячей плоти, пока не понял наконец, что это его собственные боль и страдание, а удушливый океан вокруг — его собственное тело, и, чтобы вынырнуть на поверхность, необходимо просто открыть глаза. Как тут же выяснилось, это нехитрое действие требовало немалых усилий; на помощь в столь трудном деле неведомых высших сил в реальном мире рассчитывать не приходилось. Хан сконцентрировался, внутренне полностью обретая себя, и заставил наконец веки открыться.
