Кир Булычев - Вид на битву с высоты
– Привет, – сказала она. – Еще живой?
– Немного живой, – сказал я. И обернулся к Порейке, который вынул расческу и стал укладывать длинные редкие черные волосы поперек ранней лысины.
Смотрел он как-то сквозь меня.
– Спасибо, – сказал я. – Вы, коллега, подоспели вовремя.
– Я не к тебе подоспел, – сообщил Порейко.
Он был среднего роста, но фигура его была устроена неудачно: она была узкой в плечах и расширялась к земле, словно он был облачен в юбку восемнадцатого века. Женственность не уменьшалась от камуфляжа, который на нем выглядел вовсе не воинственно.
– Ты скажи ему спасибо, – произнесла Александра и скривилась от боли – говорить ей было трудно, и в прекрасных глазах английской кинозвезды стояла глубокая влага. – Ведь этот Кирилл совсем с ума сошел. Полез ко мне приставать прямо в кафе.
Александра чуть лукавила, но я понял, что ей хочется представить виноватым во всем Кирилла и о нашем сомнительном со стороны знакомстве она рассказывать Порейке не будет.
– А Гарик, то есть Георгий, его хотел остановить. Правда, Гоша?
Гошей оказался бармен. Он с готовностью подтвердил слова Александры.
– А почему Гарик? – спросил Порейко. – Это что за фамильярности?
На вид ему было лет под сорок, лицо было бледным, нездоровым, изгрызенным ямами от юношеских фурункулов.
– А Гарик – Аркаши Полухина двоюродный брат. Он здесь уже был, лет десять назад.
– Двадцать, – поправил я Александру. Мы с ней как будто разыгрывали спектакль.
– Ясно. – Порейко принял объяснение, посмотрел на Александру и спросил: – Может, до поликлиники дойдешь?
– Еще чего не хватало! – ответила Александра. – У меня здесь пластырь есть.
Она выдвинула ящик хозяйственного стола и достала пластырь – на щеке была основательная ссадина.
– Сходите в поликлинику, – сказал я, – а то инфекция может попасть. Раздует еще.
– Джо, – приказал Порейко, – отведешь Александру в поликлинику к дежурной сестре.
– Знаю, – сказал Джо.
Из-под фуражки у него торчал чуб странного, почти оранжевого цвета, как будто надевался вместе с фуражкой, как на детском карнавале. Черная повязка и черная шевелюра над ушами подчеркивали опереточность этого типа.
– Пошли, – приказал Джо. И спросил у Порейки: – Может, пистолет дашь?
– Я всю обойму расстрелял, – признался Порейко. – Если что – зови ребят. Но я думаю, они не посмеют. Нет, не посмеют. Мы тогда их взорвем к чертовой бабушке.
Когда Александра в сопровождении Одноглазого Джо покинула кафе, Порейко сказал Гоше:
– Быстро накрой нам – бутылец, бутербродов с рыбкой и мое любимое.
Его любимое оказалось крабовыми палочками. У каждого свои склонности.
Порейко разлил по рюмкам из мгновенно появившейся перед нами бутылки.
– С приездом, – сказал он.
Глаза у него были светло-карие, почти зеленые, кошачьи, злые.
– Спасибо, – сказал я. – Со знакомством.
Он внимательно смотрел, как я пью. Я пил не спеша, без жадности.
Порейко удовлетворенно кивнул и залпом кинул в рот содержимое своей рюмки.
– И чем же ты им не понравился? – спросил Порейко.
– Могу предположить, – ответил я. – Один из них по имени Кирилл увидел, как я разговариваю с Александрой, и решил меня наказать.
– А как же ты разговаривал?
– Обыкновенно. Мне интересно было на Александру поглядеть. Она красивая.
– А ты, парень, наглец!
– Посмотреть никому не запретишь.
Порейко достал гребешок и снова принялся раскладывать черные волосы поперек лысины. Видно, это было его любимым занятием.
– И что же ты сказал Кирюше? – спросил Порейко.
– Я его не трогал. Не лез. Но не люблю, когда руки распускают.
– А Александра сказала тебе, что у него черный пояс по карате? – спросил Порейко.
– Она ничего сказать не успела. Я его раньше выкинул.
– Не похоже.
– Спросите у бармена.
– Спрошу. И у Александры спрошу.
Любопытно, подумал я. Бывают люди, которых до старости зовут Сашками, а Александру называют Александрой. Значит, в ней что-то есть...
– А ты хоть знаешь, кто такой Кирилл? – спросил Порейко, пряча расческу в карман.
– Теперь знаю, – сказал я. – Ваш местный бандит.
– Шантрапа, – заметил Порейко. – Но они не в законе, они отмороженные. Тебе это что-нибудь говорит?
– Говорит. Старших не уважают.
– Их приходится наказывать, – сказал Порейко и вздохнул, как палач, уставший от этих висельников. – Еще по одной?
– Как скажете.
Я никак не мог найти с ним правильный тон. То в ответ на его «тыканье» я тоже обращался к нему на «ты», то вспоминал о том, что он лет на пятнадцать старше меня, и становился вежливым.
– А ты вообще-то употребляешь?
– Когда надо, могу пить.
– А сейчас надо?
– Я хотел бы здесь осесть на время. Может, на работу устроюсь. Мне с вами ссориться не хотелось бы.
– Почему?
– Потому что вы авторитетный человек.
– Это тебе Аркашка сказал?
– С Аркадием мы о вас не говорили. Мы вообще мало с ним говорили. Я на утреннем поезде приехал, а потом он на службу ушел.
– Значит, ты полседьмого пришел?
– Примерно.
Порейко, довольный, засмеялся. Он щурился и мотал головой, тщательно уложенные пряди рассыпались, упали на нос.
– Ох, Ритка тебе и задала! – заявил он утвердительно.
Я ничего не ответил. Маленький городок, все спальни под рентгеном...
– И куда же ты работать намылился? – спросил Порейко. Он снова достал расческу, чтобы привести волосы в порядок.
– Я в армии механиком-водителем был.
– Генерала возил? – Порейко улыбнулся, улыбался он некрасиво, недобро.
– Разных людей приходилось возить, – сказал я. – И разные машины осваивал.
– Может, и БМП?
– Может быть.
– И танк?
– Может быть.
Я надеялся, что танка у них здесь нет и они не смогут меня проверить. Шофер я хороший, в двигателях разбираюсь, но танк водить не приходилось. Хотя, впрочем, это тот же трактор.
– А точнее? – спросил Порейко.
– Надо будет, расскажу и точнее.
– Вот сейчас и надо, – приказал Порейко.
– Не понял! – Я хотел, чтобы мой голос прозвучал агрессивно, но не слишком.
– Ладно, – сказал Порейко. – Пошли ко мне.
– Куда?
– Слушай, парень, – рассердился Порейко. – Мы здесь люди солидные. Хотим тебе помочь. Не пойдешь – приведут.
– Меня пугать не надо, – сказал я.
Порейко поднялся.
Бутылка водки осталась на две трети полной. Порейко с жалостью поглядел на нее, и мне вдруг подумалось, что сейчас он ее сунет в карман и унесет. Но если он и хотел так поступить, то сообразил, что при мне так делать не стоит. Он громко сказал бармену:
– Посуду забери, чтобы не пропала.
Бармен, который наливал пиво из крана двум девицам с багровыми рожами бомжей, кивнул.
– Пошли. – Порейко, не оглядываясь, пошел к выходу.
Я последовал после секундной паузы. Все пока шло по моему плану, однако мне надо было показать некоторое сопротивление, чтобы Порейко убедился в том, что я подчиняюсь ему принудительно.
Мы вышли на улицу не рядом, а последовательно – я шел в двух шагах сзади.
Улица была пустынной, лишь возле ларьков бродили женщины, а у одного из них разгружали «Газель».
Навстречу нам шел Одноглазый Джо.
– Ну что? – спросил у него Порейко.
– Жить будет, – ответил Джо и расхохотался. Он любил громко смеяться. Я видел его «дело» у полковника Миши. «Дело» умещалось на листке компьютерной распечатки, но от этого его биография не становилась проще. У него было две судимости за хулиганство, он проходил совсем близко от посадки в деле о групповом изнасиловании – неприятный тип.
– Ты проще, Джо, – мягко сказал Порейко, но это тоже звучало как приказ.
– Смазали и пластырь наложили. Но она сказала, что голова болит, и ее домой отправили. Сказали, чтобы полежала, потому что есть опасность сотрясения мозгов.
И тут уж Джо нельзя было остановить.
– Ты чего? – прервал его смех Порейко. – Что тебя, идиота, веселит?
– Мозги, – признался Джо. – У нее мозги!
– Куда больше, чем у тебя, – сказал Порейко. – Понял?
– Так точно, – сказал Джо, не обидевшись. – Вы к себе идете?
– Вот веду юношу в офис, – сказал Порейко. – Побалакаем.
– Юношу! – И Джо поплелся за нами, взвывая от приступов смеха.
Идти было недалеко. Мы поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж. Дверь в ближайшую комнату была приоткрыта. Из-за нее доносился стук пишущей машинки.
– Заходи, – сказал Порейко.
Одноглазый Джо толкнул меня в спину, но я промолчал. Я должен быть хитрым, как змей, и осторожным, как пугливая лань.
Это была большая комната в два окна. В ней помещались шкаф и два письменных стола. На стене висело красное знамя, рядом с ним портрет императора Николая II, который отвернулся от знамени, видно возмущенный таким соседством.
Кроме того, к стенам были прикноплены какие-то листовки, плакатики, записки, карикатура на Гайдара и большой плакат из военного кабинета, на котором был показан в общем виде и в разрезе автомат Калашникова и объяснялось, как его разбирать и смазывать.
