Клиффорд Саймак - Игрушка судьбы: Фантастические романы

— Что — так-таки ни малейшей идеи, что бы это могло быть такое?

— Никакой. Чертовщина просто. Нет, это не бессмыслица, говорю же, что-то есть, но что? Я пытался себе представить, что только мог, но это ни с чем не ассоциируется, ничего не напоминает.

— Ты только не волнуйся, — посоветовал Экайер, — Я тебе мог бы кое-что и позанятней показать. Что ты, ей-богу, зациклился на этом кристалле? Все хранилище к твоим услугам, в любое время, когда пожелаешь.

— У меня, честно говоря, других дел хватало. Но вообще, положа руку на сердце, я стал побаиваться собственных впечатлений. И так, видишь, математический мир мне уже сниться начал. А осеннюю страну я просто забыть не могу. Тоскую по ней, тянет еще раз посмотреть. Но что-то меня удерживает — сам не знаю почему…

Экайер решительно допил кофе.

— Пора, — сказал он, — Пошли, навестим Папу.

Глава 21

Папа оказался всего-навсего грубо выполненным портретом — человеческим лицом, нарисованным на металлической пластине, укрепленной на голой каменной стене. Теннисону это лицо показалось похожим на фотографию человека из девятнадцатого столетия — давным-давно он видел ее в книге, найденной в библиотеке. А еще, как ни странно, резкие, угловатые линии, которыми был выполнен набросок, наводили на мысль о головоломке, которую складывают из отдельных кусочков. Лицо не производило впечатления живости, цельности, все время приходилось ловить себя на том, что рассматриваешь отдельные части, а лица целиком не видишь. Да, это был небрежный набросок, самый примитивный рисунок; символичность, приблизительность его ничем не была прикрыта — видимо, ему и не пытались придать никакого величия, могущественности. А может быть, наоборот — за счет внешней простоты пытались сообщить лицу большую выразительность?

Маленькая приемная, в которой они сидели, тоже была весьма скромной — это была всего-навсего ниша, вытесанная в скальной породе, из которой сложен горный кряж — основание Ватикана. Четыре голые каменные стены, а посередине одной из них — металлическая пластина, знак Папы. Чтобы попасть сюда, Теннисон и его спутники спустились по множеству лестниц и галерей, выбитых в твердом граните. Не было никаких сомнений — Папа-компьютер упрятан в самом сердце горы.

«Не исключено, — подумал Теннисон, — что существуют и другие приемные и там тоже выставлены такие лики Папы, а может быть, есть помещения и побольше, и лики побольше, ведь наверняка бывают случаи, когда вся ватиканская община должна собираться вместе и представать перед его святейшеством. Мульти-Папа, — думал Теннисон, — многоликий и вездесущий».

Папа заговорил. Голос у него был негромкий, одновременно мягкий и холодный. Абсолютно непохожий на голос человека, но и на голос робота тоже. Роботы никогда не разговаривали с человеческими интонациями, но порой в их речи проскальзывали слова, которые они произносили, вкладывая в них что-то смутно напоминающее человеческую теплоту. Этот же голос был начисто лишен каких бы то ни было эмоций, никакого тепла в нем не было и в помине. Не человек, не робот… но все-таки не такой механический голос, которого можно было ожидать от машины. Он произносил слова с поразительной четкостью, и мысль, стоявшая за словами, была такая же четкая и безупречная — машинная, компьютерная, электронная мысль.

— Доктор Теннисон, — сказал Папа, — Расскажите мне о Слушательнице Мэри. Каково, по вашему мнению, ее психическое состояние?

— Я тут мало чем могу быть полезен, ваше святейшество, — ответил Теннисон. — О ее физическом состоянии — пожалуйста, могу рассказать. Я не психиатр.

— Тогда какой от вас толк? — сказал Папа, — Был бы у нас врач-робот, о чем мы неоднократно говорили, он бы разобрался в состоянии ее психики.

— Тогда, — сказал Теннисон, — создайте такого врача.

— Вам известно, ваше святейшество, — вступил в беседу кардинал Феодосий, — что люди в Ватикане не стали бы доверять врачу-роботу. Как вы справедливо отметили, мы уже не раз обсуждали этот вопрос…

— Это не имеет отношения к делу, — возразил Папа, — Вы придираетесь к моему замечанию, чтобы уйти от поставленного вопроса. Вы что скажете, Экайер? Вы как-то исследовали ее психику?

— Нет, ваше святейшество, — ответил Экайер. — Ее психику мы не исследовали. Я, ваше святейшество, тем более не имею опыта в исследовании человеческой психики. Все, что я могу, — это описать поведение Слушательницы Мэри. До сих пор все то время, что она у нас работала, она отличалась мягким, добрым характером, была предана работе. Но с тех пор, как она нашла рай или думает, что нашла его, она сильно переменилась. Она страшно заважничала, возгордилась, и с ней стало трудно общаться.

— И вас это нисколько не удивляет? Поразительно. Мне это представляется совершенно немыслимым, абсолютно нелогичным. Если она действительно нашла рай, как утверждает, то было бы гораздо логичнее, если бы после такого события в ее жизни она стала еще более преданной и смиренной. Гордыня, о которой вы тут рассказываете, не к лицу истинной христианке. Надеюсь, вам это известно.

— Ваше святейшество, что касается меня, — ответил Экайер, — то я сам не вправе называть себя истинным христианином. Вы мне льстите.

— А Слушательница Мэри? Она христианка?

— Ваше святейшество, я в этом не уверен. Как бы то ни было, вы должны понимать, что Поисковая Программа не имеет ничего общего с вопросами богословия.

— Странно. А зря. Стоило бы вам уделять этому побольше внимания.

— Ваше святейшество, — вмешался кардинал Феодосий, — Вы сегодня настроены предвзято. Позволю себе заметить, что такое отношение не делает вам чести. Вы недооцениваете деятельность руководителя Поисковой Программы, нашего друга и соратника. Многие годы он оказывал нам неоценимую помощь.

— Преосвященный, — забеспокоился кардинал Роберте, — Не кажется ли вам, что вы много себе позволяете?

— Нет, не кажется, — упрямо проговорил Феодосий. — Совещание у нас неофициальное, и нужно с уважением выслушивать мнение каждого. Все вопросы следует обсуждать откровенно и спокойно.

— До сих пор никто из присутствующих, — сказал Папа, — и не пытался обсудить никаких вопросов. Обнаружение рая или предполагаемое его обнаружение создало ситуацию, которая выходит из-под контроля. Известно ли кому-нибудь из присутствующих, что в общине все сильнее распространяется стремление канонизировать Слушательницу Мэри, провозгласить ее святой? До сих пор мы еще никого не канонизировали, а если бы и собирались это сделать, должны были бы дождаться, пока кандидат на канонизацию спокойно отойдет в мир иной.