Клиффорд Саймак - Игрушка судьбы
— Не так уж много, как ты думаешь. Нас с тобой удостоили великой чести. Нас благословили.
Теннисон удивленно взглянул на Экайера.
— Благословили на аудиенцию с его святейшеством.
— Ого!
— И это все, что ты можешь сказать?
— А что я, по-твоему, должен сделать? Упасть замертво? Встать по стойке «смирно»? Пасть на колени в священном трепете?
— Ну, не знаю… Мог бы, по крайней мере, выказать хоть какое-то уважение, — хмыкнул Экайер, — Это, знаешь ли, не шутки — удостоиться такой аудиенции.
— Прошу прощения. А я так сразу не догадался. А в чем дело?
— Точно не знаю. Но предполагаю, что это из-за случая с Мэри. Ну, из-за рая. Феодосий и Робертс пойдут с нами.
— Это кардиналы, что ли?
— Да, кардиналы.
— Странно, — пожал плечами Теннисон. — Ну, почему Папа желает видеть тебя — это мне, скажем, более или менее понятно. Если речь действительно пойдет о рае, то ты в этом, как говорится, по уши. А я-то тут при чем?
— Мэри — твоя пациентка. Может быть, он хочет узнать какие-то медицинские подробности. А может, дело вовсе и не в рае. Может, ему просто хочется с тобой познакомиться. Человек ты новый, а обычно новый член Ватикана всегда бывает представлен Папе. Вполне естественно, что он желает взглянуть на нового ватиканского врача. Наверняка это давно планировалось, просто время сейчас такое, напряженное.
— Подозреваю, что тут всегда время напряженное.
— В общем, да. Но иногда бывает напряженнее обычного.
Пол и Джейсон пили кофе. Губерт продолжал греметь посудой изо всех сил. Наконец Экайер не выдержал и крикнул:
— Губерт!
— Да, сэр? — отозвался робот.
— Прекрати там греметь. Имеем мы право спокойно посидеть, кофе попить? Ты что, в самом деле?
— Ну конечно, сэр, — сказал Губерт. Шум затих.
— Совсем разболтался, — пробурчал Экайер. — И ведь я сам его избаловал на свою голову. Просто не знаю, что делать.
— Пол, я хотел спросить тебя кое о чем.
— Спрашивай, только быстро.
— Видел я кристалл один, такой… математический… уравнения там, графики… Я вроде бы тебе говорил. Ты сам-то его смотрел?
— Ну… да, как будто смотрел. Только давно. Он ведь был записан несколько лет назад.
— Ты говорил, что этот Слушатель возвращался туда несколько раз, но так ничего особенного не узнал.
— Да, к сожалению, — подтвердил Экайер. — А что, ты этим увлекся?
Теннисон кивнул и поставил на столик пустую чашку.
— Что-то в этом есть. А ухватить никак не удается. Только подумаешь: вот вроде бы начал что-то понимать — ан нет, все пропадает. Может быть, если бы я умел лучше манипулировать своим сознанием, а так… просто полным идиотом себя чувствую.
— Что — так-таки ни малейшей идеи, что бы это могло быть такое?
— Никакой. Чертовщина просто. Нет, это не бессмыслица, говорю же, что-то есть, но что? Я пытался себе представить, что только мог, но это ни с чем не ассоциируется, ничего не напоминает.
— Ты только не волнуйся, — посоветовал Экайер, — Я тебе мог бы кое-что и позанятней показать. Что ты, ей-богу, зациклился на этом кристалле? Все хранилище к твоим услугам, в любое время, когда пожелаешь.
— У меня, честно говоря, других дел хватало. Но вообще, положа руку на сердце, я стал побаиваться собственных впечатлений. И так, видишь, математический мир мне уже сниться начал. А осеннюю страну я просто забыть не могу. Тоскую по ней, тянет еще раз посмотреть. Но что-то меня удерживает — сам не знаю почему…
Экайер решительно допил кофе.
— Пора, — сказал он, — Пошли, навестим Папу.
Глава 21
Папа оказался всего-навсего грубо выполненным портретом — человеческим лицом, нарисованным на металлической пластине, укрепленной на голой каменной стене. Теннисону это лицо показалось похожим на фотографию человека из девятнадцатого столетия — давным-давно он видел ее в книге, найденной в библиотеке. А еще, как ни странно, резкие, угловатые линии, которыми был выполнен набросок, наводили на мысль о головоломке, которую складывают из отдельных кусочков. Лицо не производило впечатления живости, цельности, все время приходилось ловить себя на том, что рассматриваешь отдельные части, а лица целиком не видишь. Да, это был небрежный набросок, самый примитивный рисунок; символичность, приблизительность его ничем не была прикрыта — видимо, ему и не пытались придать никакого величия, могущественности. А может быть, наоборот — за счет внешней простоты пытались сообщить лицу большую выразительность?
Маленькая приемная, в которой они сидели, тоже была весьма скромной — это была всего-навсего ниша, вытесанная в скальной породе, из которой сложен горный кряж — основание Ватикана. Четыре голые каменные стены, а посередине одной из них — металлическая пластина, знак Папы. Чтобы попасть сюда, Теннисон и его спутники спустились по множеству лестниц и галерей, выбитых в твердом граните. Не было никаких сомнений — Папа-компьютер упрятан в самом сердце горы.
«Не исключено, — подумал Теннисон, — что существуют и другие приемные и там тоже выставлены такие лики Папы, а может быть, есть помещения и побольше, и лики побольше, ведь наверняка бывают случаи, когда вся ватиканская община должна собираться вместе и представать перед его святейшеством. Мульти-Папа, — думал Теннисон, — многоликий и вездесущий».
Папа заговорил. Голос у него был негромкий, одновременно мягкий и холодный. Абсолютно непохожий на голос человека, но и на голос робота тоже. Роботы никогда не разговаривали с человеческими интонациями, но порой в их речи проскальзывали слова, которые они произносили, вкладывая в них что-то смутно напоминающее человеческую теплоту. Этот же голос был начисто лишен каких бы то ни было эмоций, никакого тепла в нем не было и в помине. Не человек, не робот… но все-таки не такой механический голос, которого можно было ожидать от машины. Он произносил слова с поразительной четкостью, и мысль, стоявшая за словами, была такая же четкая и безупречная — машинная, компьютерная, электронная мысль.
— Доктор Теннисон, — сказал Папа, — Расскажите мне о Слушательнице Мэри. Каково, по вашему мнению, ее психическое состояние?
— Я тут мало чем могу быть полезен, ваше святейшество, — ответил Теннисон. — О ее физическом состоянии — пожалуйста, могу рассказать. Я не психиатр.
— Тогда какой от вас толк? — сказал Папа, — Был бы у нас врач-робот, о чем мы неоднократно говорили, он бы разобрался в состоянии ее психики.
— Тогда, — сказал Теннисон, — создайте такого врача.
— Вам известно, ваше святейшество, — вступил в беседу кардинал Феодосий, — что люди в Ватикане не стали бы доверять врачу-роботу. Как вы справедливо отметили, мы уже не раз обсуждали этот вопрос…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});