Роджер Желязны - Князь Света (сборник)
Его приветствовала с профессиональным очарованием некая пожилая женщина. Она подошла к нему, обняла и с полминуты говорила с ним вдохновенным голосом диктора новостей, пока какой-то вновь прибывший у него за спиной не вынудил ее сжать его руку, направляя в сторону.
Он с благодарностью отошел и взял с подноса бокал; глядя на лица, кивая некоторым, останавливался, чтобы обменяться парой слов, а между тем пробирался к маленькой комнатке, которую вспомнил по предыдущим визитам.
Войдя в нее, он вздохнул. Ему нравились дерево и железо, камень и грубая штукатурка, книги и спокойные картины, единственное окно с беспрепятственным видом на реку, тихо горящий камин.
— Я знал, что ты найдешь меня здесь, — сказала она, сидя в кресле у очага.
Он улыбнулся:
— Я тоже… единственная комната, построенная во время провала в безвкусице.
Он взял стул, сел рядом с ней, но повернувшись, скорее, к камину. Ее печальное морщинистое лицо с ярко-голубыми глазами, седые волосы, приземистая коренастая фигура не изменились за последнее время. В некоторых отношениях она стала старше, в других — нет. Ему вспомнились столетние Фонтанель и мадам Гримо, почти такие же старые, как и он сам. Однако здесь имела место пропасть иного рода.
— Ты вскоре опять отправишься собирать? — спросила она.
— У них есть все звери, которые им пока нужны. Я уволен.
— Тебе это нравится?
— Как и все остальное.
Она слегка наморщила лоб.
— Никогда не могу разобрать, это у тебя врожденный фатализм, пресыщенность жизнью или поза.
— Я уже тоже не могу.
— Вероятно, ты мучаешься от праздности.
— Она в эти дни такое же исключение, как и дождь. Я существую в некой уединенной культуре.
— В самом деле. Пожалуй, не столь же скверно, как все остальное, — сказала она.
— Скверно? Добро и зло вечно перемешиваются. Это обеспечивает порядок.
— Ничего иного?
— Легко любить присутствующее и желать отсутствующего.
Она протянула руку и сжала его ладонь.
— Сумасшедший индеец. Существуешь ли ты, когда меня здесь нет?
— Не уверен, — ответил он. — Я был привилегированным путешественником. Возможно, я умер, а ни у кого не хватает духа сказать мне об этом. Как дела, Маргарет?
Через некоторое время она ответила:
— Полагаю, я по-прежнему живу в век робости. И идей.
Он поднял бокал и сделал большой глоток.
— …Прокисший, выдохшийся и бесполезный, — сказала она.
Он поднял бокал выше и уставился сквозь него на свет.
— Не так уж плох. Они достали вермут в такое время.
Она хихикнула.
— Философия не меняет людей, верно?
— Не думаю.
— Чем теперь ты намерен заняться?
— Пойти поговорить с остальными. Выпить еще пару стаканов. Возможно, немного потанцевать.
— В смысле, не сегодня вечером.
— Понятно. Думаю, ничем особенным. Мне это не нужно.
— Мужчина вроде тебя должен чем-то заниматься.
— Чем?
— Это ты обязан сказать. Когда боги безмолвствуют, кто-то должен выбирать.
— Боги безмолвствуют, — произнес он, наконец взглянув в ее светлые старые глаза, — а все мои выборы израсходованы.
— Неправда.
Он вновь отвел взгляд.
— Пусть будет так, — сказал он, — как ты поступала прежде.
— Не надо.
— Извини.
Она сняла руку с его ладони. Он допил вино.
— Твой нрав — твоя судьба, — сказала она наконец, — и ты — создание перемен.
— Я живу стратегически.
— Может быть, чересчур.
— Пусть будет так, сударыня. Это не входит в список моих забот. Я достаточно изменился, и я устал.
— Даже это будет продолжаться?
— Похоже на каверзный вопрос. У тебя был свой шанс. Если у меня назначено свидание с глупостью, я на него приду. Не пытайся лечить мои раны, пока не удостоверишься, что они есть.
— Уверена. Тебе придется что-то найти.
— Я не обращаюсь с просьбами.
— …И надеюсь, это скоро произойдет.
— Мне нужно немного прогуляться, — сказал он. — Я еще вернусь.
Она кивнула, и он быстро ушел. Вскоре она тоже вышла.
Позднее в тот вечер его взгляд внезапно стал двигаться вдоль красной полоски на ковре, и, следуя по ней, он оказался рядом с кабиной переноса.
— Какого черта! — воскликнул он.
Он нашел хозяйку, поблагодарил ее и вернулся к транспортному устройству. Ввел координаты и, входя, споткнулся.
Застывший кадр падающего человека.
Было время, когда дневной светявлялся ночным светом.Черный Бог сидел на моем правом плече.Время крутилось вокруг менялентой Мебиуса, когда я нессявверх по Горе Тьмы в небе.И на зверей, на зверей я охотился.Когда я их звал, они приходили ко мнеиз Горы Тьмы.
Прошлой ночью шел сухой мелкий снег, но день оказался не по сезону теплым, и большая часть снега растаяла. Небо по-прежнему оставалось чистым, когда солнце зашло за темный гребень горы, и уже холод возвращался в мир верхом на ветре, вздыхавшем среди сосен. Серебристые нити солнечного света выделяли сухожилия столовой горы далеко справа, а ее подошва кружилась в первых серых водоворотах вечера. Он знал, что, по крайней мере, сегодня ночью снегопада не будет и, прежде чем закрыть глаза, можно наблюдать звезды.
Когда он разбил лагерь, следом, прихрамывая, пришел койот; его левая передняя лапа по-прежнему была перевязана. Сегодня ночью, к тому же, нужно позаботиться и об этом.
Он развел костер и приготовил еду; дым от сосны щекотал ноздри. К тому времени когда ужин был готов, день умер, и столовая гора с кряжем стали лишь кусками еще более густой темноты на фоне ночи.
— Твоя последняя бесплатная еда, — сказал он, кидая пайку зверю, лежащему у его ног.
Пока они ели, он вспоминал другие ночи и другие лагеря: длинную цепочку, протянувшуюся через столетие. Только на сей раз не на кого было охотиться, и это некоторым образом его радовало.
Попивая кофе, он размышлял о ста семидесяти годах своего существования: как оно началось здесь, о сказочных странах и адах, через которые он его пронес, и о том, как он вернулся. Слово «дом» при определенных обстоятельствах стало бы больше, нежели иронией. Он отхлебывал обжигающую жидкость из металлической кружки, населяя ночь демонами, большинство из которых теперь проживало в Сан-Диего.
Позднее он охотничьим ножом снял повязку с лапы зверя. Койот тем временем, оставаясь совершенно неподвижным, наблюдал. Когда он срезал затвердевшее вещество, то вспомнил день — несколько недель тому назад, — когда наткнулся на этого несчастного койота, пойманного капканом, со сломанной лапой. Бывали времена, когда он поступил бы по-иному. Но тут освободил бедолагу, принес к себе домой и стал лечить. И даже это — длинный переход в горы Каррисо — было совершено с целью выпустить его на волю на достаточном расстоянии от дома с ночью впереди, чтобы искушать койота возвратиться в собственный мир, а не продолжать эту противоестественную связь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});