Клиффорд Саймак - Почти как люди

И, уже поднявшись на вершину третьего холма, я в зеркальце заднего вида заметил на вершине второго черную машину.

Это было как гром с ясного неба. Не потому, что это имело какое-то существенное значение, — просто я был настолько убежден, будто отделался от нее, что это здорово ударило по моей самоуверенности.

И вывело из себя. Если эта ничтожная тварь…

Тут я заметил тропинку. Видно, то была старая, давно заброшенная колея, проходившая через рощицу и сплошь заросшая сорняками, и, охраняя ее, низко свисали ветви деревьев, словно эти ветви пытались скрыть от людского глаза едва заметные следы проходившей здесь некогда дороги.

Я резко повернул руль, и машина, содрогнувшись, перевалила через неглубокую канавку. Ветви тут же заслонили ветровое стекло и заскребли по металлической обшивке.

Я ехал вслепую, колеса то и дело подскакивали на старой, почти стершейся колее. Наконец я затормозил и вылез из машины.

Позади ветви деревьев свисали почти до земли, и машина вряд ли была видна с дороги.

Я улыбнулся, поздравив себя с этой мизерной победой.

Я был уверен, что на этот раз оставил преследователя с носом.

Я ждал. Черная машина взлетела на вершину холма и с ревом ринулась по дороге вниз. В послеполуденной тишине ее мотор тарахтел на всю округу. Еще немного, и не миновать ей капитального ремонта.

Она спустилась с холма; раздался резкий скрип тормозов. Они все скрипели и скрипели, пока наконец машина не остановилась.

Меня опять уложили на обе лопатки, подумал я. Так или иначе, но они усекли, что я здесь.

Судя по всему, они решили отбросить церемонии. Что ж, как аукнется, так и откликнется.

Я открыл дверцу и достал с заднего сиденья винтовку. Взвесил на руке, и ее тяжесть вселила в меня уверенность. С секунду я соображал, насколько эффективна винтовка против подобных существ, потом вспомнил, как рассыпался Этвуд, когда я полез в карман за пистолетом, и как там, к северу от города, покатилась вниз по склону холма машина, стоило мне открыть по ней огонь.

Сжимая в руке винтовку, я крадучись пошел вдоль колеи. Если мой преследователь отправится меня искать — а он обязательно так и сделает, — ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он нашел меня в том месте, где, по его расчетам, я должен находиться.

Я двигался в притихшем, безмолвном мире, благоухавшем всеми ароматами осени. Над тропинкой переплелись унизанные багровыми листьями стебли ползучих растений, и нескончаемым дождем медленно и плавно падали расцвеченные холодом листья, струясь сквозь лабиринт ветвей. Я ступал почти бесшумно, только порой слегка похрустывали и шуршали под подошвами сухие листья. Образовавшийся за долгие годы многослойный ковер из опавших листьев и мха поглощал все звуки.

Я вышел из рощицы и прокрался вдоль опушки на вершину холма. Я нашел там пламенеющий куст сумаха и присел за ним на корточки. Куст еще не расстался со своими глянцевитыми красными листьями, и я оказался в идеальной засаде.

Склон подо мной спускался к крошечному ручейку — тоненькой струйке воды, которая бежала в ложбине между холмами.

Роща, изогнувшись, отступала к дороге, и передо мной расстилалась бурая от засохшего сорняка поверхность склона с кое-где вкрапленными в нее пылающими факелами кустов сумаха.

Вдоль ручья шел какой-то мужчина; потом он повернул и стал взбираться по склону, направляясь прямо ко мне, как будто он знал, что я прячусь за кустом. Это был невзрачного вида сутуловатый субъект в низко надвинутой на лоб старой фетровой шляпе и черном костюме, который даже на расстоянии выглядел сильно поношенным.

Глядя себе под ноги, он шел прямо на меня. Словно хотел показать, что не видит меня, знать не знает, что я где-то поблизости. Не спеша, он неуклюжей походкой ковылял вверх по склону, не отрывая глаз от земли.

Я поднял винтовку и просунул ствол сквозь занавес из алых листьев. Прижал приклад к плечу и взял на мушку опущенную голову взбиравшегося на холм человека.

Он остановился. Словно знал, что на него нацелена винтовка; остановился, вскинул голову и завертел ею по сторонам. Потом он выпрямился, подобрался и, изменив направление, пошел по склону к маленькому, заросшему травой болотцу.

Я опустил винтовку, и в этот миг моих ноздрей коснулась струя отвратительного зловония.

Я принюхался, чтобы определить, что это за запах, и у меня не осталось никаких сомнений. Где-то поблизости, на склоне холма, находился рассерженный скунс.

Я усмехнулся. Так ему и надо, подумал я. Так ему и надо, этому проклятому кретину.

Теперь он уже двигался быстрее, пробираясь к болоту через островок высокой, по пояс, травы, — и вдруг он исчез.

Я протер глаза и снова взглянул в ту сторону — его не было.

Он мог споткнуться и упасть в траву, рассудил я, однако меня не оставляло ощущение, что я вижу такое не впервые. То же самое произошло на моих глазах в подвале усадьбы «Белмонт». Этвуд сидел тогда передо мной на стуле, и в мгновение ока стул опустел, а по полу покатились кегельные шары.

Я не заметил, как это произошло, хотя смотрел на него в упор. Я никак не мог пропустить это и тем не менее ничего не увидел. В какой-то момент Этвуд еще присутствовал, а в следующий — вместо него появились кегельные шары.

Именно это и произошло сейчас, при ярком свете послеполуденного осеннего солнца. Только что по пояс в траве шел человек, и вдруг его не стало. Он бесследно исчез.

Держа наготове винтовку, я осторожно встал во весь рост и окинул взглядом склон холма.

Смотреть там было не на что, если не считать колыхавшейся травы, и она колыхалась только в одном месте — там, где исчез человек. Вся остальная растительность на склоне была недвижима.

Запах скунса все настойчивее лез мне в ноздри, волной поднимаясь снизу по склону холма.

А там творилось нечто дьявольски странное.

Трава продолжала колыхаться, словно в том месте что-то бешено металось по земле, но не было слышно ни звука. Стояла мертвая тишина.

Я двинулся вниз по склону, по-прежнему держа наготове винтовку.

И внезапно у меня в кармане что-то закопошилось, пытаясь выбраться наружу. Как будто туда раньше забралась мышь или крыса и сейчас рвалась на свободу.

Я инстинктивно схватился за карман, но эта штуковина уже вылезла из него. Она оказалась меленьким черным шариком, вроде тех мягких резиновых мячиков, которые дают играть малышам.

Он высунулся из кармана, увильнул от моих пальцев, упал на землю и какими-то сумасшедшими зигзагами покатился к тому месту, где колыхалась трава.

Я стоял как вкопанный, глядя ему вслед и пытаясь сообразить, что это такое. И вдруг я понял. Это были деньги. Та их часть, что лежала у меня в кармане, — часть тех денег, которые я получил в усадьбе «Белмонт».