Спейсер Кацай - Тарназариум Архимеда

Руслана вспомнила первый день своего пребывания в комплексе и непроизвольно вздрогнула.

— Короче, — продолжил Хастон, — когда свет окончательно погас, Раджива нанохортами засыпало. Минут пять питания не было. Ему хватило, — закончил хмуро.

— Так ведь, — подал слабый голос Виктор, — так ведь не могли хорты его задушить окончательно. Пять минут — не время. Кроме того, они — на автономном питании. Даже если бы попали внутрь организма — ничего страшного.

— Все хорты обесточены, — как-то потеряно развел руками Хастон. — Все. По крайней мере, в зоне моей видимости.

— Но… — окрепшим внезапно голосом вскрикнул Виктор, — это значит… Значит это… Мама!.. Папа!.. Нет, такого не может быть!

— Может, может, — став еще более хмурым, возразил Хастон. — У вас, дружище, все быть может. Сейчас тебе это более убедительно разъяснят. В центральном секторе. Ждут уже.

— Кто?!?

— Пойдем, увидишь.

Так и побрели в центральный сектор комплекса по коридорам, залитым каким-то призрачным — словно мощности ему не хватало — светом: впереди — Хастон, поддерживающий пошатывающегося Виктора, за ними — Руслана, ощущающая на затылке покалывающий взгляд Тресилова. А замыкала процессию, еле слышно жужжащая двигателями, Кала. В таком порядке и вошли в помещение Центрального.

В нем было пусто. Только струился с экранов синеватый таинственный свет, а на двух из них…

— Мама! — рванулся вперед Виктор, отталкивая в сторону, заботливо полуобнявшего его, Хастона. — Отец!

Эллис Арданьян на одном экране и Джон — на другом, печально улыбались ему навстречу.

— Привет, сын! — как-то растерянно кашлянул Джон Арданьян, а Эллис молчала, встревожено вглядываясь в лицо Виктора.

— А ты возмужал, сынок, — в конце концов, произнесла она. — Похудел только… Где это тебя? — ткнула она пальцем в перебинтованную грудь сына. — Сильно болит? — спросила.

А Виктор Арданьян хватал, хватал ртом синтезированный воздух и все никак не мог выдавить из себя ни единого звука.

— В-вы… — наконец нашел он в себе силы для этого, — в-вас… Операция закончена, мама? Успели?

— Видишь ли, — скользнул в сторону взгляд Эллис Арданьян, — видишь ли…

И тяжело замолчала, словно подавилась словами.

— Да что ты юлишь, Эллис, — нахмурился Джон. — Тут все и сразу говорить нужно. — Замолк на мгновение, длинное, как вечность, и продолжил: — Операция не закончена, Виктор. Физически мы еще не разъединены, и нормально функционировать не можем. Только в виде радиоволн. Лайстоны, понимаешь, решили заснуть в самый неподходящий момент. И теперь комплекс может рассчитывать только на свои силы. И в этом нет твоей вины, сын. В этом нет вины даже Маккольна. Это решение приняли мы. После того, как вы были спасены Калой, мы решили, что всем нам взаимодействовать с лайстонами еще рано. Как и им с нами. Во всех смыслах рано. И с точки зрения отдельной личности, например, какого-нибудь мистера Хастона, — улыбка в сторону Дика, — и с точки зрения всего человечества. Давайте уж сами с собой разберемся для начала. А то так и будем друг друга в жертву этом миру приносить. То лайстоны, то мы. С собой нужно разобраться, — повторил, — а потом с другими.

— Ага, с другими, — внезапно закусила губу Руслана, — А с искусственной электронной формой разума вы разобрались? — Она бросила на Эллис отчаянно вызывающий взгляд. — С собой, например.

Эллис Арданьян грустно посмотрела на нее и улыбнулась. Чуть-чуть. Уголками рта.

— Руслана, девочка моя, если ты думаешь о возможном соперничестве машин и человека… О пресловутом бунте машин… То… То это просто невозможно. Поскольку все, созданное человеческими руками, уже несет в себе отпечаток человеческого разума. Его души. И поэтому сейчас, как и во все времена, можно говорить не о борьбе человека с машиной, а человека с человеком.

— Тут есть один нюанс, — мягко перебил ее Хастон. — И после того, как вы бросили меня на Земле, у меня было время разобраться в нем. Около ста лет назад наша группа сделала одну ошибку. Вернее, ее сделали еще пару тысяч лет назад древние греки, а мы… Мы ее усугубили.

— Ну-ну… — чуть насмешливо начал Джон Арданьян.

— Не нукай! — внезапно резко, на грани грубости, оборвал его Хастон. — Следом за греками, за Архимедом тем же, мы пошли путем оразумливания вещей. А надо бы — человечества. То есть, конкретно нам надо было начинать не с создания роботов, а с создания Интернета. Я поздно это сообразил. И обсудить это уже не с кем было…

— Остановись, Дик, — оборвал его Джон. — Наш лунный комплекс, по большому счету, и есть моделью такого всеземного интернета. У него — миллионы внешних связей, он уже может существовать сам по себе. Ну и что?.. Пойми, дружище, если роботы играют судьбами отдельных людей, то Интернет — человечества. Чувствуешь разницу? Ответственность чувствуешь?

— А вы, вы ее чувствуете? — внезапно тихо, но предельно зло, спросила Руслана. — Чувствуете?.. Ведь все, что я знаю о вашей группе…

— Не вашей, а нашей, — мягко вставила Эллис.

— …о вашей группе, — не обратила на нее внимания Барбикен, — говорит мне о том, что ваш распад, ваша, если хотите, деградация, была закономерна. Вы знаете, — спросила внезапно, — почему во Вселенной не нарушается закон энтропии, хотя наблюдения, вроде бы, говорят об обратном?..

— Ну-ну, — снова насмешливо бросил старший Арданьян.

— Не нукайте! — зло, голосом Хастона, взорвалась Руслана. — Потому что Вселенная — открытая система. Слышите, вы? От-кры-та-я. Упрощение одной ее части компенсируется усложнением другой. И вы, из-за своего безмерного интеллектуального эгоизма, оказались в той ее части, которая подлежит этому самому упрощению. Хотя, думали наоборот. А все потому, что не поняли одной, довольно простой, вещи. А именно того, что сумма всех ошибок человечества равняется сумме всех возможных путей их исправления. И эта сумма, как вы понимаете, неизмеримо больше, чем такая же для замкнутой группы. Наподобие вашей. Вы ограничены самими собою. Вы существуете в аквариуме своего высокомерия…

— Да нет, — буркнул Хастон, — бери больше — океанариуме.

— В охренариуме! — бросила на него бешеный взгляд Барбикен. — В полном охренариуме! Тупом и ограниченном.

— Ну-ну, — словно сдаваясь, поднял на экране обе руки Джон Арданьян. И насмешливые нотки из его голоса исчезли напрочь. — Успокойтесь. Разошлись, понимаешь. Одна нас в деградации обвиняет, другой в том, что его на Земле одного бросили…

— Понимаешь, Дик, — по-прежнему мягко перебила его Эллис. Хотя было видно, что эта мягкость дается ей с большим трудом. — Понимаешь, перед тем рейсом, последним рейсом, мы получили известие о твоей гибели в тюрьме. Официальное известие…