Ирина Ванка - Фантастические тетради

Миновала неделя бесплодных скитаний, прежде чем Голл, взвесив все за и против, решил сыграть в открытую и спустился в лаборатории. Но сию же секунду понял, что его третья версия если не попала в цель, то уж, по крайней мере, была недалека от истины. Он проверил все подземные уровни, ни одна лаборатория не работала, все оборудование было "погашено", от Ксара и Феликса след простыл. Все, что Голли удалось обнаружить в недрах планеты, это одного-единственного лаборанта, который к тому же никакого отношения к "земной" эпопее не имел. На вопрос "где все?" он также не смог внятно ответить: вроде бы в местном технопарке случилась авария, и все отправились туда. А может, не авария, а кое-что похуже... От этого известия, да еще от перепуганной физиономии лаборанта, Голли сделалось не по себе. Он со всех ног бросился к пока еще работавшим лифтам технопарка и вскоре уже стоял на центральном пульте, наблюдая, как Феликс Матлин на повышенных тонах выясняет отношения с диспетчером. Диспетчер патологически недолюбливал Матлина за какие-то прошлые заслуги, которые за давностью лет обоим следовало забыть. Впрочем, у всех без исключения диспетчеров всех знакомых им технопарков была одна общая черта - все они почему-то недолюбливали Феликса. Феликс, в свою очередь, отвечал им взаимностью, однако на повышенные тона никогда прежде не переходил. И пока они, как два диких фактуриала, вопили друг на друга, сопровождая вопли непонятной друг другу жестикуляцией, Голли ровным счетом ничего не мог понять. Все, что он смог сделать для прояснения ситуации, это вытолкать Феликса в лифт и отправить подальше, чтобы не мутил воду. С дежурными парка Голли способен был договориться лучше, чем с кем бы то ни было в этом безумном ЦИФе. - Зачем так волноваться? - возмущался разгоряченный диспетчер. - Ничего ужасного не происходит. Это нормальное распыление зоны. Ты же представляешь себе астрофизическую ситуацию? - обратился он к Голли. - В зоне произойдут деформации планетарных систем. Самое страшное, что нас ожидает, - отход крайних планет. Ближние займут их орбиты, метеоритные шлейфы мы уберем, а технопарк придется перенести ближе к звезде, чтобы сохранить нашу координату в транзите. От этих неприятностей никто не застрахован. Единственное... они застали нас врасплох. Мы не успеем сделать необходимых приготовлений, чтобы удержать систему. Но технически гораздо проще перенести лаборатории в другое место. Здесь ожидается маленькая заварушка... - Эта "заварушка" способна изменить подсветку павильонных куполов? воскликнул Голли и, вместо того чтобы внести спокойствие в ситуацию, накалил ее до предела. Дежурный шарахнулся от него как от чумы. - Цвет неба, - повторил Голл, взяв себя в руки, - на нашем ярусе может измениться? - Откуда мне знать, - мотал головой дежурный, - это редкая аномалия. Она может изменить не только цвет неба... - В наших павильонах уникальная экологическая система, - пытался оправдаться Голл, - ее непросто будет восстановить. - Уникальная? - удивился диспетчер, пятясь от взбесившегося акрусианина. Совсем молодая и уже уникальная. Перепрофилируетесь. - Наша система была рассчитана на полтора миллиарда лет без изменения планетарных структур. - Что ж поделать? - соболезновал диспетчер. - Мы все были удивлены.

Спустившись на нижние галереи парка, где обычно никто, кроме своих участников "экологической системы", не хозяйничал, Голли обнаружил того же Феликса Матлина, который на тех же повышенных тонах набрасывался на Ксара, но, заметив Голли, сразу перекинулся на него: - Ну и что ты об этом думаешь? Голли не думал ни об "этом", ни о чем-либо другом. Он просто не имел в голове ни единой достойной мысли на "этот" счет. - Двадцать лет работы в задницу! - выразился Матлин на чистейшем русском языке, которым в последнее время пользовался только для общения с Альбой и Гренсом. - Бывает намного хуже, - успокаивал его Ксар, но на взбешенного Феликса это успокаивающее средство действовало с прямо противоположным эффектом. В этот раз он не поругался только с Суфом и то лишь потому, что Суф, прочувствовав ситуацию, вовремя испарился. Да еще разве что с Голли, потому что у Голли так и не нашлось в голове ни одной идеи даже для того, чтобы поддержать скандал. Напротив, он был целиком согласен с выводом Феликса, что все происходящее вокруг есть крайняя степень безобразия. Голли с удовольствием сопроводил его в особняк, помог растопить камин и слегка прибраться в гостиной, чтобы этот полузаброшенный дом стал хотя бы слегка напоминать человеческое жилище, а не вместилище сплошного отчаяния.

Матлин долго сидел, уставившись на огонь, соблюдая молчание, чтобы первое же слово снова не сорвало его с тормозов, и Голли так же молча сидел рядом с ним ровно столько, сколько требовалось для полной и окончательной победы рассудка над эмоциями. - У отца есть кофе? - спросил Матлин. - Кажется, мы сажали кофейные деревья? - Да, - ответил Голл, - тебе надо? - Хочется вспомнить вкус. Натуральный? - У отца все натуральное. Он даст. Только не благодари его, не то он пожелает тебе подавиться. Матлин улыбнулся, - это было первое приятное событие дня. Но улыбка вскоре сменилась прежним унынием. - У тебя есть возможность еще раз выйти на "тест"? - осторожно спросил Голли. - "Тест"? Ты считаешь, что я созрел для повторного "теста"? Ничего подобного. Это "аритаборский вирус" - если я ничего не понимаю - начинаю сходить с ума. "Тест" не поможет. - Мне поможет. Матлин тотчас прекратил ворошить поленья и обернулся к Голли: - Тебе? - Тебя это удивляет? - Послушай-ка, - он снова взялся за кочергу и отвернулся к камину, конечно, ты все равно не расскажешь... но я считаю, что обязан тебя предостеречь. Хотя, как знать, может, как раз у тебя все будет иначе... - Предостереги. - Я никогда не стал бы говорить об этом. Только потому, что, кроме меня, это никого не касается и не может быть интересно... Но "тест" - не та игрушка, к которой можно прибегать при первых признаках депрессии. Скорее лишь тогда, когда нечего терять. Но сначала надо быть абсолютно уверенным в том, что терять нечего. - Что ты потерял? - Себя. Того, каким я был прежде. Ты представить себе не можешь, что мне пришлось с собой сотворить, чтобы вернуть свое прежнее ощущение жизни. Никакой эмоциональный баланс не стоил такой потери. Так что мой тебе совет: мучайся пока можешь и никогда не верь в то, что хуже не бывает. Из самого глубокого дерьма всегда можно провалиться еще глубже, - по крайней мере, ты будешь контролировать скорость погружения, а это уже лучше, чем просто лететь вниз. - Ты никогда не пробовал рехнуться от своего ощущения жизни? Кто ты? Что делаешь, что происходит вокруг тебя?.. - Боже мой! - вздохнул Матлин. - А от чего же я, по-твоему, рехнулся? Любой человек на это способен. Я понимаю, о каких ощущениях ты говоришь. На Земле меня спасало лишь то, что я никогда не задумывался об этом: встал на дистанцию - надо показывать результат... Тебя поставили на дистанцию. Не надо думать, человеческое время не рассчитано на раздумья. Здесь все иначе: как только перестаешь контролировать себя и происходящее - все остальные начинают контролировать тебя... Но, знаешь, от чего я могу рехнуться теперь? От того, что я не понимаю, что происходит... с ЦИФом. Это какое-то наваждение. Никто не хочет разобраться. Все хотят удирать: "Нормальное распыление!" Не нормальное оно! Не нормальное! Не могут нормальные процессы начинаться внезапно и идти на таких сумасшедших скоростях. У нас должна быть в запасе хотя бы сотня лет. - Ты еще не научился читать динамические оркограммы? - Нет, я еще не утратил способность предчувствовать дурное. Я боюсь за Альберта. Скажу тебе откровенно, мы переживем любой катаклизм. Папа Гренс переберется на новое место и устроится еще лучше. Ничего с ним не станет. Только Альбу сейчас трогать нельзя. Это чудо, что он выкарабкался. Кальтиат уверен, что мы имеем дело с "двойником" непонятной природы, даже Кальта не знает, "призрак" он или что-то более серьезное. Очень нетипичная ситуация, можно сказать, уникальная, но все же... Все казусы природы, подобной Хаброну, обязательно возвращаются обратно. Это зависимые субстанции, но! - Матлин торжественно поднял вверх дымящийся конец кочерги. - Есть одна маленькая причина для оптимизма, которую Кальтиат вынужден был признать: Альба слишком нетипичный "двойник", невероятно правдоподобный. Структура, похожая на него, через пустоши еще не проходила, и я готов на все, лишь бы надеяться, что эта участь его обойдет. Поэтому я не хочу ничего знать, видеть и слышать. Пусть будет все как есть. Мы с Баю похоронили лабораторию. Я даже простил эту дурацкую выходку Раиса и надеюсь, что за это судьба окажется ко мне благосклонна.