Джулиан Мэй - Вторжение

К его немалому удивлению, глаза наполнились слезами, он вспомнил, как в первый раз оплакивал ее потерю. Его дочь должна была унаследовать черноту, а не дочь его дочери. Но Кали note 141 проследит за ней… О Мать Всех Сил, прости ее, как меня прощаешь!

Она приехала, несмотря на его запрет, готовая совершить последнее предательство. Да будет так. Всепоглощающая Мать, я бы сам отдал ее тебе, если б мог. Но я не вправе растратить последние искры моих угасающих сил. Пожалуйста, пойми меня. Дам-нам-там…

– Вы спите?

Киран открыл глаза. Виктор Ремилард стоял перед закрытым окном «мерседеса». Темная штормовка и курчавые, коротко подстриженные волосы блестели капельками тумана. Большой оранжевый фургон, принадлежавший нью-гемпширскому дорожному ведомству, преградил доступ к обзорной площадке у водопада.

Киран нажал кнопку, и окно открылось.

– Ты, как всегда, точен. Это что, твои колеса?

– Везде полицейские наряды, я подумал, что нам не помешает официальное прикрытие.

– Все по плану?

– Я же обещал. Но никаких деталей, Киран.

– Мне они и не нужны… Однако я не думал, что ты решишь лично проследить за ходом операции. Не боишься, что тебя узнают?

Виктор засмеялся.

– Я умею маскироваться. А вы нет?

– Покойный Финстер, мой ценнейший сотрудник, пробовал обучить меня этой технике. Но ничего не вышло. Я обходился другими средствами. Старик поднял глаза, и в глубине их сверкнул едва сдерживаемый гнев. – По-моему, мы договорились встретиться наедине.

– Пит Лаплас мне нужен. Он знает здесь каждую тропку, а у меня есть другие занятия, кроме как изучать дорожные карты. Я сам держу связь с Гарсия. Никакой телепатии, никакой электроники. До последнего момента, когда нас уже нельзя будет остановить.

– Ты предупредил всех о моем участии?

– Да. Но, по-моему, вы сбрендили.

– Не важно, – отозвался Киран. – На тебе это не скажется. Есть старый ирландский обычай непременно танцевать, если заплатил волынщику.

– Я давно жду вашего танца.

Киран достал дипломат из черного легкого металла и подал его Виктору через окно.

– Он не заперт. Можешь все проверить здесь или когда встретишься со своими людьми. Но уверяю тебя: все, как договаривались. Моя собственность переходит под эгиду твоей убогой канадской корпорации по завершении некоторых формальностей – сегодня в четыре часа пополудни. В шестнадцать ноль-ноль. Видишь, я беру на веру, что ты выполнишь свою часть договора.

– А как насчет последнего условия? – напомнил Виктор.

Киран болезненно улыбнулся.

– Я предупреждал тебя, что мою последнюю просьбу нелегко будет выполнить, но это справедливое вознаграждение за доступ к системе «звездного удара».

– Ну?

– Моя дочь Шэннон находится в отеле Уайт-Маунтинс… несмотря на мой строжайший запрет. Она рассчитывает, что ты убьешь меня в обмен на ее услуги. Так вот, мне нужно, чтобы ты показал ей документы и компьютерный диск из дипломата. Найдете в отеле компьютер, и пусть она увидит подтверждение нашей сделки. На том же компьютере убедишься в своем доступе к «звездному удару». Но кода ей не открывай. Затем тактично спросишь Шэннон, какую роль она планирует сыграть в ночной операции…

Рука Виктора в перчатке сжалась на металлической ручке дипломата. Ум его был нерушимой крепостью.

– Зачем?

Киран начал было смеяться, но тело его охватили судороги, он застонал сквозь зубы и отчаянно забился под пальто. В раскрытом вороте рубахи Виктор увидел плоское пластмассовое устройство со множеством электродов на проводах, приклеенное к груди старика. Какое-то время Киран беспомощно извивался, пока его пальцы не нащупали кнопку. Он ввел в нервную систему повышенную дозу обезболивания и, переведя дух, откинулся на сиденье.

– Извини, ты что-то спросил?

Лицо Виктора оставалось бесстрастным.

– Не понимаю, зачем вам все это. Хотите, чтобы я подтвердил мою… мой уговор с вашей дочерью? Ведь она только того и ждет.

– Скажи Шэннон, что у нее никогда не было от меня секретов. Скажи, что я всегда знал о двойном экране и имел доступ к ее сердцу. Скажи ей, что она была свободна только в своих фантазиях. Моя маленькая мечтательница! Я горько заблуждался на ее счет, и это едва не стоило мне… моей жизненной цели. К счастью, я нашел иной путь… (Спасибо, Мать, спасибо, дам-нам-там… )

Что это значит, какого черта вы несете, КТО ОНА, чья мать?

– Моя. Я читаю ее молитву. – Киран устало закрыл глаза.

Пошел дождь; на запотевшем лакированном капоте «мерседеса» заплясали жемчужины.

– Иди, – сказал Киран. – Делай, как велено. По реакции Шэннон ты поймешь, в чем моя последняя просьба к тебе. Мать имеет сострадание к моей слабости, избавляет меня от неприятной обязанности. И Шэннон ни к чему, чтобы именно я принес ей последнюю Черноту. Все случится, как предначертано. Дам-нам-там-нам-там-дам-там-дам-нам…

– А код?.. Это он и есть? Молитва?

Глаза Кирана вновь открылись и сверкнули.

Ты сделаешь все как надо с Шэннон?

Виктор медленно кивнул.

– Еще одно… Она вбила себе в голову, что ее дочь Лора – от тебя. В самом конце ты разуверишь ее в этом, чтобы все расставить по местам. Быть может, ты захочешь отобрать Лору у Джерри Трамбле… а возможно, и нет. В отличие от меня, ты ненавидишь делиться. – Лицо Кирана стало пепельно-серым, он натужно дышал открытым ртом. – И все-таки я ее любил. Я их всех любил. Но не тебя… Потому ты и станешь наследником моей ночи.

Виктор применил к нему несильное принуждение:

Киран, погодите, не засыпайте. Вы должны сообщить мне код… Доступ к спутниковой связи. Назовите мне его.

Да, да, это фраза без всякой пунктуации: ПОМНИТЕ ОТНЫНЕ БЛАГОСЛОВЕН БУДУ ДЛЯ ВСЕХ ПОКОЛЕНИЙ. Ключ к смерти энергии, к окончательной тьме… Теперь я должен поспать, а нынче вечером проснусь вовремя, чтобы увидеть… все в порядке, Мать, я сделал это, теперь отдохни…

(Умственный образ.) Виктор увидел его в момент, когда Киран провалился в забытье. Большой цветок с черными лепестками и огненной сердцевиной в чреве едва различимой женской фигуры. Но Виктор Ремилард слыхом не слыхал про Кали, поэтому только выругался по-французски, и видение исчезло.

Открыв «мерседес», он поднял окно, снова захлопнул и, заперев дверцу, оставил Кирана О'Коннора спать у грохочущего каскада до тех пор, пока вечером, ровно в 19. 30, не начнется операция.

Шэннон Трамбле посетила демонстрацию Макгрегора открыто, как и все интересующие ее мероприятия конгресса, в полной уверенности, что строгий костюм, большие черепаховые очки и короткий черный парик, скрывающий рыжие волосы, делают ее неузнаваемой. Понятие умственного почерка, личной модели мысли, столь же компрометирующей, как отпечатки пальцев, было ей неведомо, и она заметно вздрогнула, когда кто-то окликнул ее на выходе из демонстрационного зала: