Питер Морвуд - Иван-Царевич

— Правду, — подтвердил Ворон. — А еще мудрей тот, кто все ведает про сестер своих. Пойдем же в палаты, покуда Ленушка не истомилась ожиданьем да не сбросила нас обоих в крепостной ров. — Он небрежно кивнул на черную стоячую воду, солнечными бликами подсвеченную. — Тут по моему веленью недавно все вычистили да свежей рыбы напустили, но проверять, хорошо ль моя челядь приказы исполняет, не больно-то мне охота.

Ежели Катерина-царевна выучилась у мужа любезному обхождению, Лизавета заразилась его веселостью, то младшая сестра (Иван понял это с первой минуты) переняла мудрое спокойствие Ворона. Она поджидала гостя в темной горнице размером поболе, чем тронная зала царя Александра в Хорлове, в кресле с высокою спинкой, которое, конечно, троном не было, но становилось таковым от гордой ее посадки. Иван от того кресла глаз оторвать не мог.

Резного эбенового дерева, изукрашено старинным китайским серебром и костью с бивней древнего мамонта, чьи останки до сих пор находят на заснеженных восточных равнинах. Мудрецы говорят, что в незапамятные времена, когда на земле было теплее и уютнее, населяли ее мамонты. А теперь повымерли, оставив людям свои бивни на память... Но Ивану лучше всякого мудреца было известно, что с наступленьем холодов не перевелись чудеса на этой земле.

— Возмужал, окреп, — молвила Елена-царевна, не трогаясь с места. — Дальние странствия тебе на пользу. В бытность мою в Хорлове юнцом безбородым ходил, а ныне мужчину пред собой вижу.

Она соизволила наконец подняться, шурша серебристо-черным шелком платья, и еще с минуту молча оглядывала брата. И вдруг, отбросив прочь горделивое достоинство, кинулась к нему, повисла на шее. А когда выпустила из сестринских объятий, заученная холодность вернулась к ней, то и дело борясь со счастливой улыбкою. Вот приложила руку к нежной щечке, зарумянившейся от соприкосновения с Ивановой десятидневной щетиною.

— И безбородым отнюдь не назовешь. Да, вырос мой маленький братец. Сестры уж докладывали, а мне не терпелось самой удостовериться. Выходит, правы были. Да и я права: странствия тебе пристали, Иванушка. — Потерла Елена оцарапанную щеку, и снова заиграла на устах ее с детства знакомая усмешка. — А борода нет. Сбрей-ка ее да в баню. От тебя взмыленным конем пахнет.

— И немытым братцем? Эти речи мы уж слыхали. Иван низко поклонился, но озорной ухмылки не сдержал — той самой ухмылки, что некогда так сердила сестриц, уверявших, будто с нею брат становится похож на самую глупую борзую с царской псарни.

— И не говори... — Елена оперлась подбородком на сцепленные пальцы.Сколько воды утечет, сколько снегу выпадет, а все ж есть на земле кое-что неизменное.

Будучи столь решительно поставлен на место, Иван-царевич удалился в баню.

Немало восхищался он богатством двух других князьев, однако не шло оно ни в какое сравнение с той роскошью, коей окружили себя Михаил с Еленою. Тут и речи не могло быть о том, чтобы пыль в глаза пустить. Богатство на черно-серебряном фоне еще заметней, царевич тоже вроде не лыком шит, а все не мог на него надивиться. То и дело выкатывал голубые глаза на разные диковинки и тут же, увидев глупое свое отраженье в сверкающей полированной поверхности, напускал на себя равнодушие. Но его уловки не одурачили ни сестру, ни Ворона, ни челядь, ни его самого, хоть никто, конечно, виду не подавал.

За первым ужином Елена и муж ее толковали с Иваном лишь о делах семейных, видно, решили дать ему небольшой роздых, прежде чем приниматься за наставления, начатые Соколом и Орлом. Царевич это понял, оттого-то время до второго вечера, коего ожидал он с некой опаскою, пролетело слишком скоро.

Единственное утешенье: Елена не в пример Катерине и Лизавете в нотациях не больно понаторела. Нет в ней и той язвительности, коей обладают сполна старшие сестры, — и на том спасибо. Зато недостатки сии восполняла Лена размеренною речью и усвоенными от мужа истинами, такими порой мудреными, что Иван не всегда и понимал толком, об чем речь. Он словно бы вновь перенесся в классную комнату, пред тусклые очи главного управителя. Только тут пришлось ему вдвое тяжелей, ибо при всем желании не мог он выпестовать в себе неприязнь к сестре, а без этого заслона оставалось только сидеть, сложа руки на коленях, и внимать с превеликим усердием.

Правда, ощущал он поддержку в той притворно бесстрастной маске, какую надел на себя князь Михаил Ворон. Видать, и его порой утомляет красноречие дражайшей супруги. Но вдруг на Ленином вопросе оба разом встрепенулись.

— Ну, и что вы себе думаете?

Вопрос касаться мог до всего, что было говорено за последние четверть часа, и ни Михаил, ни Иван не могли поручиться, что ответят правильно. Они переглянулись, и мелькнуло в мозгу у них одно и то же виденье: крепостной ров, доверху наполненный неприветливо темной водою.

Иван-царевич наконец придумал, как выйти из положения, не обидев сестры (слава Богу, на своей шкуре изведал, что Елена очень обидчива). Он поднял стакан свой и сквозь вино поглядел на одну из свечей, горящих в центре стола.

— Думаю, вино отменно. И цвет хорош, и аромат. Не иначе, издалека прибыло, как я сам.

Воцарилась зловещая тишина. Елена поглядела сперва на брата, потом на мужа и опять на брата, который вздумал шутить над нею. Лица у царевича и князя были невинные, точно у агнцев божиих, но царевна слишком хорошо изучила обоих, чтоб эта невинность могла сбить ее с толку.

— Поостерегитесь оба!

Иван так старался глядеть ей прямо в очи, что едва не окосел. К тому же хранил благоразумное молчание до тех пор, пока не соизволила Елена пригубить вина и улыбнуться.

— Иными словами, я стала похожа на главного управителя. Этот кого хочешь усыпит. А вы хоть и не слушали, все-таки не захрапели, и на том спасибо.

Теперь можно было откашляться да промочить горло, что Иван и сделал.

— Все мысли твои Лиза в дюжину слов уложила. Но мне приятно видеть, что хотя бы одна из моих сестер за словом в карман не полезет.

Еще несколько минут Елена распространялась о том, что думает о людях вообще и о младших братьях в частности. И под конец добавила, что Иван, должно по забывчивости, полагает, будто подобные замечания ему с рук сойдут. Князь Михаил заторопился успокаивать разгневанную супругу, в чем, благодарение Господу, преуспел. Выпили они мировую — один раз, другой, потом вино все вышло, и челядь с легким сердцем отправилась за новыми флягами.

Да и разговор, словно невзначай, в новое русло влился. Елена и Михаил вдруг посмотрели на Ивана сузившимися глазами, ровно в гляделки поиграть надумали. Ему не впервой было сносить такие взоры, потому он достойно выдержал испытание и не менее достойно на него ответил, недаром же выпало ему быть наследником человека, который кота переглядит.