Томас Сван - Зелёный Феникс

- Они овладели бы мной во сне, один за другим. Как животные.

- Да. Как животные. Но животные тоже умеют любить. В детстве я видел, как волчица умерла от горя, когда охотники убили ее волка. Фавны взяли бы тебя похотливо, без любви. А Скакун? Он ведь наполовину животное. И все же любил тебя. Разве это так ужасно, если бы вы с ним были еще и близки?

- Когда он меня поцеловал, я сначала рассердилась и испугалась. А потом мне захотелось, чтобы ты меня тоже поцеловал.

- Мне хотелось не только целовать тебя. Прикоснуться губами - это проявление любви, но губы только малая часть любящего тела. Даже в Подземном мире наши души заключены в оболочки и могут соприкасаться друг с другом. Когда я женился на Креусе, мне не было еще и двадцати, а ей только что исполнилось пятнадцать. Мы оба были невинны. Искушенный в военном искусстве, я все еще не знал ни дружбы, ни ласки девушки. Когда мы, неопытные и напуганные, вошли в спальню, родственники стали смеяться над нами и выкрикивать разные шутки. Неловко и неумело, мы стали любить друг друга, стыд исчез, и наши души и тела слились. От этого союза родился Асканий. Разве мог родиться такой хороший парень, если бы то, что мы делали, было грешным?

- Я знаю, как он любит тебя, - сказала она тихо, - и как вы оба тоскуете по Креусе. Он хороший сын.

- Ты считаешь, что мы с Креусой были животными, неспособными любить?

- Нет, Зимородок.

- А Дидона? Я любил ее жадно и страстно, в этой любви было мало нежности и много боли, но не было ничего дурного.

- Ты оказал ей честь своей любовью. Ты предложил жизнь, а она избрала смерть. Она была грешницей.

- Нет, просто несчастной женщиной, ошибочно принявшей лето за весну, пытавшейся остановить падающие капли в водяных часах и удержать на месте тени, движущиеся по солнечному циферблату. Мне надо идти, Меллония. Подожди немного, а затем выходи из Дерева. Ты можешь сказать подругам, что позабыла все свои сны. Ты не единственная, у кого не будет ребенка после встречи с Богом.

- Но я больше никогда не вернусь сюда, и меня возьмет в темноте какой-нибудь Повеса.

- Тогда отдайся при свете дня тому, кто сначала покорит твое сердце и лишь потом попросит тело. Ты еще встретишь Другого Скакуна.

- Он был мне братом. Теперь я это понимаю.

- Ты встретишь мужчину, а не брата. Может, это будет мой сын?

- Нет!

- Меллония, ты несправедлива к нему. Ты ему очень нравишься.

- Мне он тоже нравится. Но думать я буду всегда о другом.

Эней смущенно вздохнул. Она не видела его в темноте, но могла представить, как он в нерешительности морщит лоб. Когда дело касалось женщин, он вел себя, как ребенок. Семнадцать лет тяжким грузом лежали у нее на плечах. За то время, пока утренняя заря раскрывает лепестки, чтобы предстать во всем своем великолепии, она узнала правду о Дереве и правду о том, что было в ее сердце, и все же не она, а Эней не мог найти нужных слов. Мудрый Эней, прекрасно знающий своих людей, долгие годы ведущий их за собой сквозь все опасности, разбирался в тайнах девичьих сердец не лучше, чем какой-нибудь фавн.

- Глупый, глупый Зимородок. Я люблю тебя!

- Боже! - воскликнул он, и в этом возгласе слышалась бесконечная мука. - Креуса любила меня. Дидона любила меня. Они обе обратились в пепел. Я несу смерть женщинам, которых люблю. Возможно, это проклятие Афродиты, наказывающей за то, что мой отец раскрыл тайну их свидания в лесу.

- Ты оставил свое проклятие в Карфагене, или же оно упало в море во время бури. Ты потерял его где-то, и я ни капельки не боюсь обратиться в пепел. Да, мою мать действительно убило молнией, но ей было девяносто семь лет, а мне семнадцать.

- Я должен построить город. А ты должна жить в Дереве.

- Построй его в устье Тибра и, конечно, окружи высокой стеной, чтобы ни один лев не перелез через нее, а я буду приходить к тебе, когда смогу.

- И вызывать этим гнев Волумны?

- Чтоб Сильван взял Волумну! Ей пошло бы это на пользу. Зимородок, ты отвергаешь меня? Я не рассержусь, если это так. Ты ведь никогда не просил моей любви. Всю свою жизнь я прожила в Вечном Лесу. Что могу я предложить герою Трои, легендарному мореплавателю, кроме сотканной моими руками туники или ковра? Могу починить паруса. Покрасить корпус корабля. Я играю на флейте лучше Повесы, а пою так же нежно, как соловей, только не так грустно. Я даже читаю свитки, египетские и греческие, не говоря уже о латинских. Ты знал об этом, Эней? Я быстро освою то, что жена должна уметь в первую очередь.

(Он выглядел озадаченным; это не трудно было заметить.)

- Я имею в виду, конечно, постель. Все те маленькие хитрости, которые заставляют мужчин предпочитать ее любой другой мебели. - Она читала об этом в своих свитках, но обычно быстро пробегала эти места; надо будет вернуться к ним и как следует изучить. - Я не могу соперничать с твоими царицами Креусой, матерью твоего сына, и Дидоной, с горящими черными глазами. Но Скакун говорил, что я красивая. Я красивая, Зимородок?

- Красивые - можно сказать о маргаритках. Ты - роза, чудо, появившееся из земли с помощью нежных рук Персефоны.

- Я люблю маргаритки. Они гораздо более нежные и чувствительные, чем ты думаешь. Но я понимаю, что ты намеревался сделать мне комплимент. Поцелуй меня, Зимородок. Я хочу сейчас же начать учиться, а то мы можем столкнуться носами.

- Если я поцелую тебя, я забуду о возрасте и о проклятии. Я буду любить тебя и как животное, и как человек. Ты видела нас с Асканием, когда мы плавали в Тибре. Тогда ты сказала, что наши обнаженные тела не напугали тебя. Это правда?

- Вы показались мне красивыми, такими, как я и сказала. Мне понравилось, что вы другие, и понравилось то, чем вы, мужчины, так любите хвастаться.

- В Дардании есть поговорка, которой меня научил отец. Он сказал, что узнал ее от Афродиты. Любовь - это мотылек. Ты знаешь, что это значит, Меллония?

Почему этот любимый, сводящий ее с ума мужчина, все произносит и произносит свои красивые фразы, когда губы созданы для поцелуев? Ладно, она будет отвечать ему тем же, пока он не устанет от поэзии и не вспомнит, что не поэмы создают любовь, а любовь создает поэмы.

- Это значит, что она приходит внезапно и неожиданно.

- И так же быстро может исчезнуть.

- Все исчезает, - ответила Меллония, - и возвращается вновь. Когда я ложусь, чтобы погрузиться в Белый Сон, я твердо знаю, что проснусь с появлением первых почек. Когда я лягу, чтобы уснуть последним сном, то буду ждать пробуждения в том месте, которое ты назвал Элизиумом. Там меня встретят мать и Скакун. И ты. Сказать тебе, что ты для меня значишь?

И она запела:

Альциона, лунная птица,

Прилетевшая издалека,

От морей, что слюдой сверкают