Роджер Желязны - Песнопевец

Примерно такой рассказ я выслушал, перемежая его бормотание своими наводящими вопросами. Очевидно, убийство Майка потрясло его больше, чем он предполагал. И он по-прежнему называл меня Майком, говорил, что сожалеет о случившемся, и я поддерживал его бред.

Прежде, чем я сумел вытянуть из него что-либо еще, вернулся Бартелми и спросил меня, как идут дела.

— Пол бредит, — ответил я, — и больше ничего.

— Я чуть подольше проведу декомпрессию. Может быть, это приведет его в чувство… Нам осталось немного, и нас уже ждут.

— Хорошо.

Но декомпрессия не привела его в чувство. Он оставался все таким же. Я пытался его перехитрить, вытянуть из него что-нибудь еще, особенно насчет источника алмазов — но что-то вышло наперекосяк. Он начал реагировать по-другому.

Он бросился на меня, схватил за глотку, но я отбил атаку, удерживая его на месте. Он уступил, заплакал, забормотал в ужасе, что признался во всем. Я разговаривал с ним медленно, тихо, пытаясь утешить его, вернуть к прежнему, доброжелательному восприятию действительности. Но ничего не помогало, и я замолчал, оставаясь начеку.

Потом он задремал, и Бартелми продолжил декомпрессию. Я следил за дыханием Пола и время от времени проверял пульс, но, казалось, ухудшения не наступало.

К тому времени, когда мы добрались до станции, декомпрессия была закончена полностью, и я открыл люк и вышвырнул наше снаряжение. Пол вздрогнул, открыл глаза, уставился на меня и сказал:

— Это была судьба.

— А как вы себя теперь чувствуете?

— Нормально, мне кажется. Только устал: на ногах не удержусь.

— Позвольте подать вам руку.

— Спасибо.

Я помог ему выбраться из камеры и опуститься на сидение приготовленного кресла на колесиках. Там были и молодой врач, и Кашел, и Димс, и Картер. Я не мог помочь желающим узнать, что происходит в этот момент в голове у Пола. Доктор проверил сердцебиение, пульс, давление, посветил ему в глаза и уши и заставил кончиком пальца дотронуться до кончика носа. Затем он кивнул, махнул рукой, и Бартелми покатил кресло к амбулатории. Доктор прошел часть пути, разговаривая с ним. Затем он вернулся с полдороги и попросил меня рассказать обо всем, что произошло.

Я так и сделал, опустив только ту часть истории, о которой узнал из бреда. Затем доктор поблагодарил меня и снова повернул к амбулатории.

Я быстро догнал его.

— На что это похоже? — спросил я.

— На азотное опьянение, — ответил врач.

— А не похоже на какую-то особую его форму? — уточнил я. — Я имею в виду то, как он реагировал на декомпрессию и вообще?

Он пожал плечами.

— Люди по-разному устроены и не похожи друг на друга не только внешне, но и внутренне, — пояснил он. — Сколько бы вы ни изучали физиологию человека, вы все равно не сможете сказать, как он станет вести себя, выпив — будет веселым, печальным, буйным, сонным. То же и здесь. Думается, он только теперь приходит в норму.

— Без осложнений?

— Ну, я хочу сделать электрокардиограмму сразу же, как только мы доставим его в амбулаторию. Но, думаю, с ним все в порядке. Слушайте, а там, в амбулатории, есть декомпрессионная камера?

— Весьма вероятно. Но я здесь новичок. Я не уверен.

— Ну, а почему бы вам не пойти с нами и не выяснить? Если ее там и нет, то я хотел бы затащить туда подводный ее вариант.

— О?

— Только из предосторожности. Я же хочу оставить парня в амбулатории на всю ночь с кем-нибудь, кто станет приглядывать за ним. Если будет рецидив, то неплохо будет иметь эту штуку под рукой, чтобы еще раз провести декомпрессию.

— Понятно.

Мы поймали Бартелми у дверей. Другие же тоже были там.

— Да, в амбулатории есть камера, — сказал Бартелми в ответ на вопрос врача. — Я посижу с ним.

Сидеть вызвались все, и ночь в конце концов была разделена на три вахты: Бартелми, Фрэнк и Энди соответственно. Каждый из них, конечно, был хорошо знаком с оборудованием для декомпрессии.

Фрэнк подошел и тронул меня за руку.

— Раз уж мы сейчас не можем ему помочь, — сказал он, — то, может быть, все-таки пообедаем?

— О? — сказал я, автоматически поглядев на часы.

— Сядем за стол около семи вместо шести тридцати, — сказал он с улыбкой.

— Прекрасно. Только мне нужно время, чтобы принять душ и переодеться.

— Ладно. Приходите сразу же, как только будете готовы. У нас еще останется время, чтобы выпить.

— Порядок. А выпить хочется. До скорого.

Я пошел в свой коттедж и принял душ. Новых любовных записочек не поступало. Ну, а камешки по-прежнему покоились в мусоросборнике. Я причесался и пошел обратно через остров.

Когда я был около лаборатории, показался доктор, разговаривающий через плечо с кем-то в дверях. Вероятно, его собеседником был Бартелми. Подойдя, я увидел в руках врача чемоданчик.

Он пошел прочь. Увидел меня, кивнул и улыбнулся.

— Думаю, с вашим другом все в порядке, — сказал он.

— Хорошо. Как раз об этом я и хотел спросить.

— А как вы сами себя чувствуете?

— Нормально. Нет, действительно хорошо.

— У вас вообще не было никаких симптомов. Верно?

— Конечно.

— Прекрасно. Если будут, вы знаете, куда обратиться. Так?

— Да.

— Ладно, тогда я пошел.

— До свидания.

Он направился к вертолету, стоявшему у главного здания. Я же двинулся дальше, к дому Фрэнка.

Фрэнк вышел встретить меня.

— Что сказал доктор? — спросил он.

— Что все, вроде бы, в порядке, — ответил я.

— Угу. Заходи и выкладывай, что будешь пить. — Он открыл дверь.

— Лучше всего бурбон, — ответил я.

— С чем-то?

— Только лед.

— Ладно. Сейчас вернется Линда, она накрывает на стол.

Он отправился готовить выпивку. Хотел бы я знать, скажет ли он хоть что-нибудь насчет алмазов, пока мы одни. Но он ничего не сказал.

Он повернулся, подал мне пойло, поднял свой стакан в коротком салюте и сделал глоток.

— Ну, рассказывай, — предложил он.

— Ладно.

Рассказывал я весь обед и еще после. Я был очень голоден. Линда готовила вкусно, а Фрэнк задавал и задавал вопросы, вытягивая мельчайшие подробности расстройства Пола, а это утомляло. Я задумался о Линде и Фрэнке. Я не видел возможности сохранить в тайне интрижку, вроде этой, на таком маленьком острове, как наша станция. Что же на самом деле знал, думал и чувствовал Фрэнк? Как следует себя вести в этом их причудливом треугольнике?

Я посидел с ними какое-то время после обеда и почти что ощущал нарастание напряжения между ними — именно о нарастании этом, похоже, и заботился Фрэнк, медленно ведя беседу по той колее, которую наметил. Я не сомневался, что он упивался неудачей Пола, но чувствовал себя все более и более неловко в роли буфера в проявляющемся раздоре, столкновении или возобновлении старой ссоры. Поблагодарив за угощение, я освободился как можно скорее, сославшись на усталость — что было наполовину правдой.