Луи Буссенар - Тайны господина Синтеза

— Ты что, рехнулся? — поспешно оттаскивая его за рукав, прикрикнул на него товарищ.

— Черт побери, тут немудрено и рехнуться! — ответил казавшийся сильно озадаченным первый.

— Почему же? Разве наши подозрения подтвердились? Пусть корабли и впрямь принадлежат господину Синтезу, пусть он собственной персоной отплыл на «Анне»… Но, дорогой мой, нас ведь об этом предупреждали!..

— Не обо всем. Мы знали только об «Анне», а имя владельца остальных трех судов нам до сих пор было неизвестно.

— Какое это имеет значение в данный момент?

— И то правда. Здесь я с тобой согласен… Сам не пойму, что именно меня беспокоит и заставляет лезть прямо под колеса поезда.

— Так в чем же дело?

— Ты говоришь, я рехнулся…

— Ну?

— Пускай дьявол, наш с тобой общий хозяин, сломит мне шею, если принц не находится на борту!

— Принц?! Ты сказал — принц?! — Второй собеседник так разволновался, что голос его дрожал и срывался. — А что же делать?! Ведь тот думает, что принц мертв… Он посчитает нас предателями… И тогда мы пропали!

— Верно, пропали. Во всем свете не найдется уголка, где мы смогли бы укрыться…

— Значит, сейчас нам надо все бросить и попытаться смыться! В конце концов умереть — дело нехитрое, лучше бороться до конца!..

«Берегись! Берегись!» — во всю глотку орал железнодорожник и, пока поезд шел задним ходом, стоя на подножке, размахивал красным флажком. Два таинственных незнакомца, пользуясь начавшейся суматохой, скрылись в толпе.

Меньше чем за час суда господина Синтеза кильватерной колонной[117] проплыли вдоль мола и вышли из Гаврской бухты, держа курс в открытое море.

Капитан «Анны» получил четкий приказ касательно курса, а также инструкции на случай, если непогода, шторм или туман рассеют флотилию. Сейчас его корабль опережал остальные три парохода приблизительно на милю. Держась друг от друга на относительно равном расстоянии, суда шли носом к встречной волне, что вызывало порядочную качку.

Не подверженные морской болезни, так отравляющей первые часы плавания людям, лишенным морской жилки, старик и девушка на корме полной грудью вдыхали морской бриз[118] и оживленно беседовали. Их глубоко личный разговор имел невольного слушателя, — отрывки разговора отчетливо доносились до ушей матроса, стоявшего у румпеля[119]. Из деликатности он несколько раз громко хмыкнул, как бы предупреждая: «Я здесь и слышу то, что меня не интересует».

Однако господин Синтез уже успел произнести довольно загадочные, но, видимо, определяющие цель экспедиции слова:

— И это существо, обладающее всеми физическими и моральными совершенствами, станет твоим женихом.

Часть первая

КОРАЛЛОВЫЙ ОСТРОВ

ГЛАВА 1

Большой Барьерный риф. — Коралловое море. — Трудности навигации. — Среди коралловых рифов. — Флот господина Синтеза. — Китайские кули. — Атолл. — Ныряльщики. — В глубине лагуны. — Назначение гидравлической извести. — Организмы-строители. — Колонии полипов адсорбируют сульфат извести из морской воды и производят известковые карбонаты. — Гигантские работы мельчайших существ. — Речь идет о новой суше, которую господин Синтез хочет создать из многих составляющих и воздвигнуть над гладью вод.

На северо-востоке от Австралии, омывая архипелаги Санта-Круц и Новые Гебриды, а также острова Луизиады и Соломоновы острова, простирается та часть Великого или Тихого океана, которой сэр Мэтью Флендерс дал характерное название Кораллового моря.

Не имея никаких, даже приблизительных ограничителей на востоке, Коралловое море имеет строгую границу на западе, проходящую не по берегу Австралийского континента, как можно подумать, а вдоль гигантской природной плотины — Большого Барьерного рифа.

Эта колоссальная подводная стена, длиной приблизительно две тысячи шестьсот километров полностью кораллового происхождения, оставляет между собой и берегом полосу свободного моря, чья ширина колеблется от двадцати пяти до ста шестидесяти километров.

Предохраняемый Большим Барьерным рифом от волнений и ветров, этот природный фарватер[120] представляет собой очень надежную дорогу, часто проходимую кораблями, направляющимися к Торресову проливу. Но, благоприятствуя каботажному плаванию[121], гидрографическое положение рифа делает очень сложным вход в Коралловое море. Немногие рисковали войти в крайне редкие проливы этой своеобразной плотины, даже в Рейнс-Инлет, на 11°35′ южной широты, отмеченной маяком. Капитаны предпочитали огибать ее с юга или с севера — путь неизмеримо более длинный, но позволяющий избежать опасного перехода.

Если мы с вами посмотрим на подробную морскую карту Полинезии, то едва ли сможем сосчитать бесчисленные острова, островки, рифы, косы, мели, которыми усеян океан, не говоря уже о невидимых, коварно расположенных на небольшой глубине подводных препятствиях, чьи торчащие под водой пики при приближении невозможно обнаружить обычными способами морской разведки. Здесь зонд показывает глубину во много сотен морских саженей[122], немного дальше он вовсе не достает до дна и вдруг на глубине менее двух метров натыкается на подводный риф, способный пропороть днище корабля.

Сколько ужасных кораблекрушений произошло в этих местах! Сколько кораблей погибло! И не только обычных торговых судов, которыми командовали безрассудные или неопытные капитаны, но и кораблей, ведомых первоклассными навигаторами, уж им-то хватало и опыта, и мощных исполнительных средств, и надежных помощников.

Даже в наше время, когда благодаря паровым машинам был достигнут огромный прогресс, несмотря на новые, эффективные способы пеленга[123], на многие усовершенствования в древнем искусстве судоходства, остаются места, куда корабли не отваживаются войти. Зачем, кстати говоря, лезть на рожон, если тебя не гонит туда ни научный интерес, ни какое-либо другое, пусть не такое возвышенное, но не менее сильное побуждение?

Само собой разумеется, здесь не идет речь ни о тех, ныне широко известных районах Тихого океана, где изо дня в день крепнет торговля, ни даже о тех более-менее обжитых архипелагах, где цивилизованные нации жадно заявляют свои права, мотивируя это приблизительно таким образом: «Вот острова, на которых испокон веков жили чернокожие. Значит, эти острова ничьи. А раз они ничьи, мы их просто-напросто аннексируем»[124].