Айзек Азимов - Покупаем Юпитер (Сборник рассказов)

– В конце концов, – почти шепотом сказал он, – я буду первым человеком, вступившим на нее.

Это начало рассказа. Сам же рассказ гораздо проще и требует всего нескольких слов.

Самолет прождал две недели лучшего времени года (для Эвереста, разумеется), пока не дождался относительно летной погоды, и вылетел. Получилось. Пилот сообщил по радио, как выглядит с высоты вершина Эвереста, а потом описал, как выглядел Джимми Роббонс, когда его парашют становился все меньше и меньше.

Потом снова началась буря, и самолет с трудом вернулся на базу. Потребовалось ждать еще две недели, пока установится погода.

И все это время Джимми провел в одиночестве на крыше мира, а я презирал себя как убийцу.

Две недели спустя самолет отправился на поиски его тела. Не знаю, зачем это, но таков человек. Сколько погибло в последней войне? Кто может сосчитать? Но деньги не считают, когда нужно спасти одного или даже просто вернуть его тело.

Тело не нашли, но увидели дымовой сигнал; он поднимался вверх, и его уносил ветер. Спустили кошку и подняли Джимми, по-прежнему в космическом скафандре. Выглядел он как из ада, но, несомненно, был жив.

Постскриптум к этому рассказу связан с моим посещением больницы на прошлой неделе. Джимми поправляется очень медленно. Доктора говорят шок, они говорят истощение, но глаза Джимми говорят гораздо больше.

Я сказал:

– Джимми, ты не стал говорить с репортерами, отказался говорить с правительством, но со мной ты можешь поговорить?

– Мне нечего сказать, – прошептал он.

– Конечно, есть, – возразил я. – Ты две недели в бурю прожил на вершине Эвереста. Ты не мог этого сделать, у тебя не хватило бы припасов. Кто тебе помог, Джимми, мальчик?

Вероятно, он знал, что меня обмануть не сможет. Или ему хотелось с кем-то поделиться.

Он сказал:

– Они разумны, босс. Сжимали для меня воздух. Установили небольшой блок питания, чтобы у меня было тепло. Устроили дымовой сигнал, когда заметили возвращающийся самолет.

– Понятно. – Я не хотел торопить его. – Мы так и думали. Они приспособились к жизни на Эвересте. И не могут спуститься вниз.

– Не могут, А мы не можем подняться. Даже если погода будет благоприятная, они нас остановят.

– Но они, похоже, не злые существа. Зачем им нам мешать? Тебе ведь они помогли.

– У них нет ничего против нас. Они разговаривали со мной. Телепатия.

Я нахмурился.

– Ну, тогда…

– Но они не хотят общаться с нами. Они за нами наблюдают, босс. Вынуждены. У нас есть атомная энергия. Вот-вот появятся космические корабли. Они обеспокоены. И Эверест единственное место, на котором они могут жить.

Я нахмурился сильнее. Он вспотел, и руки его дрожали.

Я сказал:

– Спокойней, парень. Спокойней. Кто эти существа?

И он ответил:

– А кто же может на всей Земле жить только в разреженном воздухе и холоде Эвереста? В этом-то все дело. Они не с Земли. Они марсиане.

Вот и все.

Пауза

The Pause (1954)Перевод: И. Гурова

Порошок находился в тонкостенной прозрачной капсуле. Капсула, в свою очередь, была завернута в двойную изолирующую пленку. В этой пленке с интервалом в шесть дюймов укреплены были и другие капсулы.

Полоска двигалась. Каждая капсула застывала в металлическом зажиме прямо напротив слюдяного окошка. На табло радиационного счетчика появлялось число, оно регистрировалось на бумажном цилиндре. Капсула передвинулась; ее место заняла следующая.

В 1-45 отпечаталось 308. Минуту спустя 256. Минуту спустя 391. Еще минуту спустя 477. Минуту спустя 202. Еще минуту 251. Минутой позже 000. Минутой позже 000. Минутой позже 000. Минутой позже 000.

Вскоре после двух Александр Джоханнисон проходил мимо счетчика, краем глаза поглядывая на ряды чисел. Пройдя два шага, он остановился и вернулся.

Промотал бумажный цилиндр назад, вернул в прежнее положение и сказал:

— С ума сойти!

Он сказал это с яростью. Высокий, худой, с большими руками, песочного цвета волосами, светлыми бровями, он в тот момент выглядел усталым и недоумевающим.

Джин Дамелли двигался с обычной легкой небрежностью, которую вносил во все свои действия. Он смуглый, волосатый и низкорослый. Нос у него когда-то был сломан, и от этого Джин совсем не походил на физика-атомщика.

Дамелли сказал:

— Мой проклятый Гейгер не работает, и мне совсем не хочется проверять его. Есть сигарета?

Джоханнисон протянул пачку.

— А другие счетчики в здании?

— Я не пробовал, но, наверное, они в порядке.

— Мой счетчик тоже ничего не регистрирует.

— Не разыгрывай. Это ничего не значит. Пошли выпьем коки.

Джоханнисон сказал с большим напряжением, чем намеревался:

— Нет! Я иду к Джорджу Дьюку. Хочу взглянуть на его машину. Если и она…

Дамелли потащился за ним.

— Она будет в порядке, Алекс. Не будь глупцом.

Джордж Дьюк выслушал Джоханнисона, неодобрительно глядя на него поверх очков без оправы. Это лишенный возраста человек с малым количеством волос и еще меньшим — терпения.

Он сказал:

— Я занят.

— Слишком заняты, чтобы сказать, работает ли ваша машина?

Дьюк встал.

— О, дьявол, может ли человек поработать здесь? — Его линейка со стуком упала на пол.

Он подошел к уставленному лабораторному столу и снял тяжелую серую свинцовую крышку с еще более тяжелого серого свинцового контейнера. Длинными щипцами достал из контейнера маленький серебристый цилиндр.

Дьюк мрачно сказал:

— Не подходите.

Но Джоханнисон не нуждался в этом совете. Он держался на расстоянии. За прошлый месяц он не подвергался излучению, но не было смысла подходить ближе к «горячему» кобальту.

По-прежнему при помощи щипцов, держа руки как можно дальше от тела, Дьюк поднес блестящий цилиндр с концентрированной радиоактивностью к окошку счетчика. На расстоянии в два фута счетчик должен был застучать, как бешеный. Но он этого не сделал.

Дьюк сказал «Гм!» и выронил цилиндр. Пошарил в поисках, нашел и снова поднес к счетчику. Ближе.

Ни звука. Огоньки на шкале не вспыхнули. Никакие числа не показались.

Джоханнисон сказал:

— Нет даже фонового излучения

Дамелли сказал:

— Святой Юпитер!

Дьюк положил цилиндр обратно в свинцовый контейнер, так же осторожно, как и доставал, и остановился, глядя на них.

Джоханнисон ворвался в кабинет Билла Эверарда, Дамелли шел за ним. Джоханнисон несколько минут возбужденно говорил, костяшки его рук, которые он положил на стол Эверарда, побелели. Эверард слушал, его гладко выбритые щеки покраснели, жесткий воротничок впился в шею.