Брайан Олдис - Босиком в голове

Какой ценою вольт Брейшер

Оные девы суть антидот позволяющий существовать в этом суровом свободном мире ограниченность потаенного в них противостоит идиотическим просторам небес чудовищной

Соблазнительные очертания сквозь абстракцию униформы барельеф возвышенный прелесть

Нежные пухлые губы зовут прежде чем войти в штопор детские

Самолет начинает снижаться возможно Брейшер белою страной влекомый, к ней ринулся, но не дано коснуться неприкасаемый авиарайнер исчез в мороке гор и задумчивых долин

Огромный шрам метрополии внизу тридцать тысяч трамваев взламывают сухую бетонную корку. Серебряная нить Темзы разверстой трещиной и бравый капитан Матс Хаммерстрём берет курс на нее

Все, что смог удержать Брейшер в реторте своего черепа, это «кортина» старой модели и грузовик с шотландским номером откуда-то из Глазго. Вот и вся прекогниция. В следующий миг. Наш капитан. Тауэр-Бридж. Мост. Прямиком. В. Око Успенского.

— Наш самолет камнем рухнул в пылающую реку, спастись же удалось только мне, — закончил свой рассказ Брейшер.

Чартерис едва не врезался в группу людей, резко в сторону разбегаются, адреналин тут же прочищает мозги.

— Люди стали друг за дружку держаться, — сказал он. — И вообще все их повадки изменились.

— Это все бомбы, — кивнул Банджо Бертон. — Они стали перегруппировываться, понимаешь? Все, что у них было, они порастеряли. Теперь идеи одиночества и коллективного существования воспринимаются совсем иначе. Теперь повсюду новый саунд.

— Мне посчастливилось спастись. Я едва не захлебнулся, — настаивал на своем Брейшер.

— Но ведь это совершенно другой мир — новый! Я даже слышу его — гул словно перед землетрясением… — прошептал Чартерис.

— Как будут рады моему возвращению ребята из «Эскалации», — задумчиво протянул Бертон.

— Как здесь необычно, — сказал Чартерис, прислушиваясь к мерному рокоту двигателя.

— Как меня ждут в Лофборо! — довольно пробасил Брейшер. — Особенно жена.

Чартерно залился смехом: партия водителя под аккомпанемент четырехтактного двигателя. Серебристая лента дороги, его узкое море сам же он — сэр Фрэнсис Дрейк. Далеко на севере лежит его мыс — Мыс Доброй Надежды.

— От инфразвука толпа тащится со страшной силой, — сообщил Бертон.

— Роббинс сопляк и никакой он не святой, — тут же очнулся от тягостных раздумий Брейшер. — Я должен подготовить нового ученика, что смог бы овладеть тайнами иррационального, обуздать его безудержный поток.

— Подготовьте меня, — предложил Чартерис.

Дорога вела их все дальше и дальше на север прочь от былого. Мимо них проплывали города, дома, группы людей, но куда чаще они видели черные стволы деревьев, тяжелые зимние ветви, тонкая пленка материи, натянутая на гигантский барабан бытия. Скверов Севера Скверна. И трое мужчин, сидящих в машине совсем рядом и все же страшно далеко друг от друга, свидетельствующих, но не понимающих даже примерно того, что с ними происходит. Функционеры. Значения функции. Столь многообразным и многоликим было бытие их, что они могли овладеть лишь ничтожной его частью, став тем самым частной производной чего-то неизмеримо большего, того, что не дано знать человеку.

Фрагмент поэмы, приводить которую полностью вряд ли имеет смысл

Когда-нибудь и я наверх отправлюсьПо просевшим ступеням взбегу и окажусь в коридореГде полы выложены разноцветной плиткойКрасное и черное до боли знакомоИ тут же представитсяЧто некогда я уже былИ не просто но именно здесьГде плиток узор вторит себе во взореВзор же узревает в нем самое себяКрасное с чернымРегулярность узораНедвижность моя и незыблемость плиттому подтвержденье

Суточный ритм

Мой суточный ритмТвоя суточныйритмНаш суточный ритмРитм

Дня темень ночи светСменяет хожу огнемУщербное светилоСебе сам свет

Задумчивый светильникПомигивает в такт моей судьбеБесследно свет желанья таетСменяясь беспросветной явью

Мой суточный ритмТвой суточный ритмнаш суточный ритмРитм

Звуки мертвого моря

Реставрация рая

Мы знаем — было времяКогда мир был иным точнее не былТем чем стал впоследствии чем станетПо причинам всем нам известным

Скажем еще раз…Порой мы вспоминаем об этом не где-нибудьНо в спальне — рай и воследКатастрофа! В этом и состоит суть настоящего.То чему мы отдаемся с такою страстью не более чемИзлет наших кривых Кривых.Когда жива во мне страсть в тебеНас нет в ней лишь сама она не мы она

Все совершилось задолго до насСущностное подлежит актуально бытующему — не так ли?Нам не осталось ничего иного как только противостатьСлавным нашим прародителям, смиряя вихри страсти,Ввергающей нас в муки заблудшихОкаянных

Ведь рай стал уже легендой.Мы поселились в холодном недобром миреС высокими-превысокими небесамиНадо быть горой, чтобы дотянуться до них —Это наш единственный шанс, иного не даноСтать горой проснуться и стать горой

Все беды и змеи в нас самихНо здесь же обитает и множество иных животныхСреди прочих твои союзники Дар слова тоже здесь —Мечта психопомп и теноров(прислушайся к пению птиц и сравни его с гнусавымголосом какаду)

Общение с животными, обитающимиПо ту сторону шизофренического безвременья:Блаженство иных тел: райскиеПрогулки за пределами жизни иСмерти: рецитация сакральныхФормул: вот четыре известных пути

К престолу вольныхЧто живут на ДревеКосмическом ДревеНад ОкеаномБытияМы все это знаемВсе что нам надлежит делатьЭто проснуться и знать.

Смерть это грех.Пока мы уязвимы,Мы можем впасть в него.Автострада полна соблазнов,Но подлинный водитель безгрешенЕго нет и потомуВремя жизни его бесконечноИ живет он не здесь.

Катание со смеху