Джон Джейкс - Планета шестизарядного пистолета

Он отнес фороспору во вторую комнату. Она была немного просторнее, чем широкий коридор без окон, и заставлена скамейками, которые он сделал сам. На одной скамье, которая находилась рядом со всеми его паяльными и монтировочными инструментами, его щипцами и зондами, его клещами и плоскогубцами, его дорогими колбами с химикатами и абразивными материалами, стояли два пустых ящика, напоминавшие грядки для растений. На дне каждого из них находились упаковочные материалы, которые он стянул из местных магазинов.

На этих упаковках лежали образцы его последней коллекции. Это была серия брошей и пряжек для поясов с аккуратно срезанными кристаллами, вделанными в оправу в виде кактусов. Иностранные фирмы, которые закупали у него небольшие партии драгоценностей – а на изготовление каждой партии уходило пять-шесть месяцев, начиная от высадки кристаллов до окончательной их обработки и изготовления изделий – всегда требовали, чтобы его ювелирные изделия были выполнены в фольклорном стиле планеты Миссури. Они заказывали револьверы и лошадей, и так продолжалось бесконечно. Ему больше нравились естественные очертания планеты, и поэтому другие изделия он изготавливал только в том случае, если ему отчаянно нужны были деньги.

Через проход находилась его Листер Кельн (печь для обжига). Она стояла возле его драгоценного и очень дорогостоящего микротома. Он открыл щеколду рабочей камеры печи. Положил блестящее голубое образование внутрь. Закрыл щеколду и настроил усовершенствованный слабый лазер на нужный уровень. Довольный, что мерцающий диск указывает на то, что печь работает в нужном режиме, он снова осмотрел комнату. Наконец, его лицо разгладилось, и он успокоился.

Через некоторое время он направился в третью, последнюю комнату. Самая большая, она была запущена из-за его нечистоплотности. Он зажег одну из трех ламп, проверил ящик, куда ему опускали почту через наружную стену, ничего не нашел там интересного, кроме еще одной безграмотной записки от Делаханти, написанной от руки, в которой ему сообщалось о шестидневной просрочке уплаты за квартиру.

Ладно, Делаханти подождет девяносто дней или даже больше, просто потому, что Зак является агентом Косфеда. Как только из Форта Пропалшн отправят его груз с миниатюрными грузовыми вагончиками, Зак получит ваучер от своего руководства, офис которого находился на отдаленной планете.

Зак вздохнул запах несвежей, неубранной постели. Он перевернул упаковочный контейнер и достал флягу с красочной этикеткой. На ней был изображен дикарь, выпускающий огонь изо рта и держащий регистрационный номер Бюро алкогольных напитков Косфеда. Выпивка не волновала Зака, он налил себе просто, чтобы понежиться. Он присел на упаковочный контейнер, получая мрачное удовольствие от мысли о том, с каким страхом и отвращением жители Шейна воспринимали появление в их городке таких средств галактической цивилизации, как почтовый робот-автомат, который приблизительно два раза в неделю появлялся в этих местах. Ему повезло, что он стал сотрудничать с Косфедом, хотя бы потому, что он не утратил связи с рационализмом и порядком, которые существовали на тех планетах, где время не остановилось.

При первом же глотке спиртного – а это был дешевый напиток, так как он не имел возможности позволить себе что-то получше – он с ужасом почувствовал, что с его головой не все в порядке. И дело было не в неприятностях последних дней. Значит, на него действовали его маленький дом и сад. Они словно ограждали его от уродства внешнего мира. На несколько минут он совершенно забыл о том, что может потерять контакты с Косфедом, если не доставит Хенси Бонна Миколасу Сефрану.

Вместо того, чтобы ослабить беспокойство и тревогу, алкоголь, казалось, еще больше усилил их. Он сидел, поддерживая обеими руками флягу и наблюдал, как тараканоподобное насекомое с длинными усиками ползает по заплесневелому дощатому полу. Перед ним снова появились живые образы участников ловушки у пивной «Последний шанс». Белл была права. С ним обращались не лучше, чем с дворняжкой. И он вынужден был подчиняться. В его голове сверкали раскаленные красные и черные молнии. Какое унижение!

Еще один глоток. Жарко, безвкусно. Он выпрямился. Стало прохладней.

Он не ощущал себя мыслящим. Он чувствовал омерзение, растущее унижение, потому что именно сейчас под воздействием Белл было подвергнуто сомнению его мужское достоинство. Но как может случившееся стать унизительным, если ты отказываешься признавать правила этого общества?

Для человека, который верит, что поворот стрелок часов назад возвестил на Миссури возвращение к прекрасному идеалу, то, что случилось, должно быть унизительным. Но те, кто надеялись на возвращение общества свободных, сильных людей должны понять, что они заблуждаются. Это был губительный философский обман, перед лицом которого кучка психопатов доставляла себе удовольствие необузданными крайностями в то время, как остальное городское население отказывалось открыто спрашивать с них то ли из-за своего невежества, то ли потому, что реакционно-революционная верхушка постепенно создала общество, в котором обыкновенный человек был действительно беспомощным, запуганным дикостью очень сильных людей, которых здесь мнимо считали идеалом.

– Подонок и дерьмо! – Зак прополоскал рот содержимым фляги так, что пролилось на грудь. Он даже не выругался. – Эти омерзительные, чудовищные сукины сыновья. – Его зубы блестели, словно клыки. Он закрыл глаза и погрузился в забытье, представляя себя с кнутом в руках.

Кнут был похож на один из тех, которыми пользовались на платной конюшне в Шейне. Арривидерчи Кид лежал вниз животом на земле совершенно голый. Он лежал распластанный, со связанными ногами и руками. Келемити Фазерингейл лежала рядом с ним, точно в такой же позе, раздетая и скованная.

Зак поднял кнут и размахнулся. На спине Кида появилась алая полоса. Кид захныкал.

Зак продолжал бить Кида кнутом до тех пор, пока тот не закричал пронзительным голосом и не взмолился о пощаде. Тогда он обратил внимание на Келемити. Хлыст пронесся высоко у него над головой, выше, чем могла достать его вспотевшая мускулистая рука.

Зак открыл глаза.

В дешевом зеркале для бритья, которое находилось напротив, он увидел свое перекошенное лицо. Пот стекал по усам. Он еще раз взглянул на ужасное лицо и произнес: «О, боже». Зак поспешно отвернул голову и выпил.

Затем он погасил лампу и медленно заполз в свою несвежую постель. Он долго не мог заснуть. Сон, в котором он размахивал хлыстом, привел его в дрожь.

Подобные сновидения никогда прежде не мучили его. Неужели он на самом деле был способен проявить такую жестокость?! Нет!