Ежи Жулавский - Победоносец
Но взоры Ихазели скользили мимо этих, — на ее взгляд, вполне естественных, — завершающих картин боя. Ее глаза искали одного Победоносца. Тот стоял поодаль, опустив, но еще не пряча свое страшное оружие, судя по движениям, выжидающий и сосредоточенный. Оглядывался по сторонам, подавая жестом и голосом какие-то команды. Слов не было слышно, но легко было догадаться, что речь шла о том, чтобы отрезать путь отступления трем шернам, в гуще боя отбившимся от своих и теперь норовящим добраться до замка. Один из них от усталости уже не в силах был взлететь, только перепархивал с крыши на крышу, когда его настигали. Другой сел на конек какой-то кровли и замер, ожидая смерти от руки Победоносца, который целился в него из своего смертоносного оружия. За третьим с криками гнались.
А тот, видя, что путь к отступлению отрезан, а взлететь повыше, куда не достанут стрелы, пущенные руками людей, уже не хватит сил, метнулся туда, где воинов не было, в сторону моря и собора, и канул среди домов. Маневр не остался незамечен, шерн вполне мог пробраться в крепость, обогнув поселок со стороны моря, и вслед ему кинулась шумная погоня.
В ней принял участие и Победоносец, который успел пристрелить второго шерна и теперь бежал по направлению к собору, зорко посматривая по сторонам.
Ихазель неотрывно следила за ним, невольно надеясь поймать его взгляд, как вдруг у нее за спиной раздался шум падающего тела. Она оглянулась — от ужаса кровь застыла в жилах. В нескольких шагах от нее на плоской кровле собора лежал преследуемый шерн. На вид — как при смерти: из продырявленного в нескольких местах крыла сочилась желто-зеленая кровь, на груди и ногах — зияющие раны от стрел, — но все еще живой: грудь тяжело дышала, а обе пары красных сверкающих глаз устремлены на девушку.
Ихазель хотела крикнуть и не могла, завороженная этим ужасным взглядом. По золотым браслетам на руках и лодыжках она узнала наместника Авия и в бессильном страхе, соединенном с неодолимым любопытством, разглядывала его. Отвратительный, израненный, впервые в жизни видимый вблизи, шерн несмотря ни на что поразил ее диковинной, устрашающей красотой.
Он был само олицетворение зла и вероломства, устрашающее, но вместе с тем и прекрасное. Он лежал на сломанном крыле. Другое крыло, длинное, черное, блестящее, с сизым отливом, распластано по каменным плитам. Голова приподнята, лоб слабо фосфоресцирует, сверкают две пары ужасных, налитых кровью глаз.
— Спрячь! — прохрипел он на человеческом языке. То была не просьба, а властный приказ.
Ихазель безотчетно сделала шаг к нему.
— Сука, спрячь! Шевелись! — снова отозвался шерн. А она полуобморочными, механическими шажками близилась к нему, не в силах отвести глаз от сверкающего взора. Их разделял теперь всего лишь шаг, как вдруг раненый шерн из последних сил взметнулся и выставил из-под крыльев ужасные белые ладони.
С криком ужаса Ихазель отпрянула, уклоняясь от губительного прикосновения. Сознание вернулось к ней. Она схватила лежавшую рядом рваную первосвященническую мантию и внезапным броском накинула на голову врагу. Больше ничего под рукой не было, и она сорвала с себя одежду, чтобы понадежней опутать ослепленного шерна.
Тем временем толпа воинов во главе с Победоносцем добралась до собора. Ихазель услышала топот на паперти и громкие крики. Не обращая внимания на собственную наготу, бросилась к парапету, перегнулась вниз и закричала:
— Сюда! Сюда!
Что убегающий наместник пойман, договорить не хватило дыхания.
Но по ее голосу внизу поняли: шерн на крыше, — и воины бросились наверх.
— Живьем! Живьем! — кричал бегущий впереди Ерет. — Победоносец приказал брать живьем!
Во мгновение ока Авий исчез под грудой копошащихся тел. Ослабевший от ран, запутавшийся когтями в женском платье, он не мог отбиваться. Но и неподвижный был страшен. Люди знали, что за оружие белые и мягкие ладони шерна, способные по его капризу молниеносным разрядом либо поразить противника насмерть, либо превратить в калеку. Шерна перевернули ничком, чтобы управиться с его руками по отдельности.
Левую, из-под раненого крыла, стянули веревкой быстро, но до правой, оказавшейся под пленником, можно было добраться, только освободив его от пут. После короткого совещания Ерет приказал четырем мужикам поздоровее — усесться сверху, а сам с помощью двух парней принялся заламывать неповрежденное правое крыло, чтобы извлечь ладонь, спрятанную под ним и придавленную грудью.
Шерн, все это время презрительно молчавший, взвизгнул от боли и резко дернулся, разбросав всю насевшую сверху четверку, но распластался, оглушенный могучим ударом дубины по затылку. Так добрались до правой руки и одолели ее.
Ерет пнул лежащего ничком шерна.
— Вставай, гаденыш! — крикнул он.
Авий поднял голову, моргнул налитыми кровью бельмами, но с места не двинулся. И тогда силачи, по трое с каждой стороны натянули веревки, которыми были обмотаны запястья шерна, и, приглядывая, чтобы он не изловчился сомкнуть ладони на ком-нибудь, поволокли на край кровли, откуда была видна площадь, кишащая народом. Ерет приказал продеть шерну под мышки по рогатине и перебросить на них за парапет, чтобы пленник повис перед фронтоном собора.
Внизу узнали наместника и раздался победный вопль. Мальчишки схватились за камни, но пленник висел слишком высоко, издевательств и ругани он будто не слышал, а плевки не доставали. Безмолвный, распятый на фронтоне с бессильно обвисшими крыльями и заведенными назад руками, шерн уставился на толпу четверкой глаз, полных ненависти и презрения.
На кровле появился Победоносец, ведомый неотлучным Элемом.
— Вот он, владыка, вот он! — кричал новый первосвященник, мечась между своим идолом и парапетом.
Марк перегнулся через парапет, увидел шерна и с отвращением отшатнулся — настолько жутким и омерзительным оказалось зрелище.
— Поднимите его сюда! — крикнул Марк.
Неохотно, но не смея ослушаться приказа, добровольные палачи подняли шерна на кровлю и на растянутых веревках подтащили к Победоносцу.
У Элема загорелись глаза.
— Владыка, как прикажешь умертвить? — пустился выспрашивать он, суетясь под ногами у Марка. — Хочешь, зажарим его живьем на вертеле? Или отдадим на съедение рыбам? Ты не знаешь, как это делается? Вспарывают ноги, чтобы кровь текла рыбам на приманку, и оставляют по пояс в воде…
— Пшел вон! — процедил Марк сквозь зубы и огляделся. — Кто его изловил?
Ответом было молчание. Одни оглядывались на других, пришедшие позже указывали на пришедших раньше, и наконец все взоры обратились на девушку, забившуюся в угол парапета.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});